Сомнамбула

В крепости имелась своя, тюремная. Из парной выгнали арестантов, которым подошел срок на помывку. В баню Крашевскую сопровождали две надзирательницы, которые ее парили. Она появилась посвежевшей, в широком балахоне и ночной сорочке, которую одолжили у жены коменданта крепости.

Желания разрастались.

Крашевская потребовала обед из «Донона» и лучшее новое черное платье (для сеанса нужен глухой ворот, никакого декольте) и ботиночки. В старом платье, подранном, со следами крови, из камеры она не выйдет.

Что тут поделать?

Пирамидов отправил Мочалова за обедом на Мойку, а сам поехал в салон мадам Живанши, известный каждому женатому мужчине столицы, и не женатому тоже.

Мадам оказалась столь любезной, что нашла в запасах черное платье, которое полковник принял на глаз, и готова была послать свою модистку, чтобы подогнать по фигуре. Полковник отказался: не хватало, чтоб модистка разболтала, где и кому она подшивала платье, и заплатил из своего кармана. Скромный черный туалет обошелся ему, как бальный. Не зря салон называют «Смерть мужьям», но разве будешь экономить ради такого великого шанса…

Обновка пришлась впору. Крашевская надела и преобразилась, как любая женщина преображается в красивом наряде. Черный цвет немного скрывал ее в темноте камеры.

Сев за стол, принесенный из караульного отделения, она принялась за обед, доставленный прямиком из кухни «Донона». Ела с благородным удовольствием, досуха вытерев тарелки. Когда еще придется так поесть… Промокнув губы, Крашевская бросила салфетку.

– Ну а теперь, пан жандарм, мое самое главное желание…

Полковник приготовился к худшему.

69

Угол рек Мойки и Пряжки, 1

Событие вызвало небывалый интерес. Не слишком просторный зал врачебных конференций был уже полон, а зрители прибывали. Свободных мест практически не осталось. Увидеть сеанс желали и частные врачи, и врачи больниц.

Садиться Лебедев не захотел, стоял у рядов деревянных скамеек, которые поднимались над ним амфитеатром. Если бы не обещание, которое дал Токарскому, давно бы уехал. Обилие докторов, которые лезут в мозги, плохо зная, что в них находится, наводило на Аполлона Григорьевича тоску. Однако какой спрос на лекарей душевных болезней! Кто бы мог подумать, что в Петербурге столько людей страдают от самих себя. Хотя чего ожидать от города, построенного на болоте. Климат не способствует трезвости ума…

В зале появился Погорельский. Он был приятно взволнован, долго тряс Лебедеву руку и, попросив прощения, убежал наверх амфитеатра, где приятель занял ему местечко. Вообще сбор врачей сильно напоминал сход публики в частном театре. Того глядишь, выскочит на сцену танцовщица или хорошенькая этуаль и споет игривую песенку. Лебедеву стало окончательно тоскливо, он вышел на свежий воздух.

К воротам больницы подъехала пролетка. И тут Аполлон Григорьевич получил удар по самолюбию. Его друг, с которым вчера отмечали победу гипноза и перешли на «ты», подал руку и помог сойти вождю армии глупости, исчадию безграмотности, вождю антинаучного мрака, то есть профессору Вагнеру. Несмотря на испепеляющие эпитеты, которые рвались из сердца криминалиста, Николай Петрович был сухеньким старичком, с добрым, мягким лицом, украшенным круглыми очками, сгорбленный. Он шел с большим трудом, опираясь на руку Токарского. Пусть вид он имеет жалкий, враг оставался врагом, пока не повержен в битве. Научной, разумеется.

Чтобы не встречаться с Токарским, Лебедев поспешил вернуться и спрятался в угол между окном и амфитеатром.

Прибытие Вагнера с Токарским публика встретила, как явление звезд сцены: вставанием и аплодисментами, что смутило обоих. Вагнеру было оставлено место в первом ряду, в самой середине, но профессор не стал садиться. Подойдя к Садальскому, пошептался и повернулся к публике.

– Господа, прошу внимания, – сказал он слабым голосом.

Зал затих как по мановению волшебной палочки. От набившегося народа было так душно, что Лебедеву захотелось снять пиджак. Хуже духоты были слова Вагнера.

Профессор и председатель Общества экспериментальной психологии стал говорить вещи и так всем понятные: как важно, чтобы наука не стояла на месте, как нужны новые смелые эксперименты у нас в России, если европейские врачи сделали значительный рывок вперед, особенно венский врач, доктор Фрейд. Сегодняшний сеанс, который проходит под эгидой Общества, он расценивает как важный шаг к признанию медицинского значения гипноза. Ну и тому подобные глупости – по мнению Лебедева. Публика встретила речь овацией, Аполлон Григорьевича хотел освистать, но постеснялся испортить выступление новому другу.