Сомнамбула

Незнакомый господин представился. Доктор узнал, что перед ним не просто посетитель, а статский советник Министерства внутренних дел, что совсем не радовало. Перед высокими чинами он робел. Женщина с угольно-черными волосами помалкивала.

– Очень рад… Чем могу помочь, господин Лебедев?

– Будьте любезны проводить нас к доктору Охчинскому…

– Ординатор Охчинский, – все же поправил доктор, – к сожалению, отсутствует.

– А что так, прихворнул головой? – участливо спросил Лебедев. – Узнает психиатрию с обратной стороны?

Как ни трудно было, но Садальский ответил улыбкой на милую шуточку статского советника.

– Ну, что вы… Константин Владимирович сильно простудился… Лечится дома.

– Бедняга, так не вовремя свалился. Сегодня у вас тут сеанс публичного гипноза моего друга, доктора Токарского…

– Так точно, – пробормотал доктор. Врать ему давалось тяжело.

– Где он живет? Мы его навестим.

– Это невозможно… То есть он сейчас очень далеко, – ответил Садальсикй, чувствуя, что краснеет. – Уехал на дачу где-то под Гатчиной.

– На даче в ноябре лечить простуду? – выразительно спросил Аполлон Григорьевич. – Ну, ну… Вам, психиатрам, виднее… Я бы его с одной рюмки вылечил.

Доктору осталось только развести руками. Не мог же сказать правду, что понятия не имеет, куда подевался старший коллега.

– В таком случае к вам вопрос: вчера вечером у вашего ординатора был посетитель, чиновник сыскной полиции.

– Сожалею, но господин Охчинский мне не докладывает о своих встречах, – искренно ответил доктор.

Лебедев покосился на Раду.

– Родион здесь, – тихо сказала он. – Проверь, где-то близко. Здесь его прячут.

«Сделал шаг – иди до конца», – сам себе приказал Аполлон Григорьевич. Да и докторишка сильно не нравился: юлит, как все жулики, которые считают себя психиатрами.

– Господин Садальский, – начал он тоном, от которого вздрагивал директор Зволянский, а приставы покрывались холодным потом. – Извольте показать мне палаты. Все. И процедурные комнаты. И душевые. Вам ясно?

– З-зачем? – кое-как проговорил доктор, на которого напал мерзкий страх.

– Хочу проверить: не держите ли случайно чиновника полиции среди больных. Может, у вас тут революцию затеяли, хотите нанести вред полиции. А что, очень возможно: главный врач у вас из поляков, значит, тайный бунтовщик. Да и вообще, осиное гнездо… Или мне вернуться с жандармами охранного отделения?

При упоминании жандармов у Садальского перехватило горло. Непонятно почему, жандармов он боялся хуже смерти. Ничего не мог с собой поделать.

– Извольте, господин статский советник, – сказал он, делая жест плохо слушающейся рукой. – Мадам должна остаться здесь.

Рада рвалась, но Лебедев попросил дожидаться. Докторишка, конечно, пугливый, но даме в мужском отделении делать нечего.

Аполлон Григорьевич вернулся почти через час. Он был тих и сумрачен и только покачал головой.

– Он здесь, здесь, поверь мне, Аполлон! – налетела Рада.

– Хотел бы поверить, милая, но… Я ведь и мертвецкую осмотрел… Нет его здесь.

– Иди в женское! – потребовала она. – Или меня пусти!

– Как доктор ни упирался, но заглянул и туда. Был у буйных. Тяжелое зрелище… Как говорится, не дай мне Бог сойти с ума…

И хоть Рада с жаром доказывала, что Ванзаров рядом, она чувствует его присутствие, Лебедев ничего больше не мог сделать. Подхватив ее за талию, как пушинку, вынес цыганку на свежий воздух, не обращая внимания на ругань и мольбы, и только там отпустил.

– Ты не друг ему! – бросила Рада и побежала в глубину больничного сада.

На душе Аполлона Григорьевича скреблись кошки размером с добрых тигров. Он искренно хотел помочь Ванзарову. Но, если нет его в доме на углу воды, что тут поделаешь? И цыганское сердце ошибается.

Взглянув на часы, он прикинул, что имеет смысл дожидаться Токарского тут. Достав сигарилью, Лебедев затянулся без всякого удовольствия. Время убить, а больным хуже не будет. Он курил и думал: куда же мог запропаститься Ванзаров, в самом деле. Думал, и смутная тревога овладевала им…

68

Петропавловская крепость

Неприятности обрушились лавиной. Мало того что Ванзаров внезапно исчез, так еще и арестованная полька решила показать характер. Еще вчера дала согласие на сеанс с Янеком Гузиком. Пирамидов был приятно удивлен, что не пришлось использовать угрозы и прочие методы. Но сегодня утром она передала условие: откажется быть магнетизером, если не будут исполнены ее желания.

Оставалось только скрипнуть зубами, что полковник и сделал в бесполезной злобе. Он сразу понял, что девица поймала его крепко, и не ошибся. Стоя в тюремной камере, Пирамидов выслушал, что мадемуазель Крашевская не может отправиться на сеанс в таком виде. Она женщина и должна выглядеть достойно, особенно перед знаменитым земляком. В требованиях была большая доля здравого смысла: дни, проведенные в каземате на матраце, набитом гнилым сеном, никого не красят. И запашок имелся. Пирамидов должен был сам додуматься: высшему начальству нельзя являть барышню в таком виде, будто ее выпустили из тюрьмы. Он распорядился исполнить пожелания арестованной.

Для начала Крашевская захотела в баню.