Сомнамбула

Мы переехали сюда в начале лета, которое оказалось самым сухим за всю историю наблюдений. Везде — снаружи и внутри, вверху и внизу — пожары, дым, гарь. Под нашими окнами полоса огня, ровное пламя, обрамленное со всех сторон голубыми цветами, напоминающими лаванду. Это цветы заграждения, они обладают способностью гореть, но не сгорать, объяснили нам хозяева, уезжая. Помните, добавили они, что приземный огонь нельзя тушить водой, иначе цветы напьются и не смогут удержать пламя, и оно перекинется на дом. Все остальное поливайте сколько угодно, если верите в глупости вроде того, что от внутреннего пожара можно избавиться.

У каждого из нас в изголовье стоит сосуд с водой, чтобы в случае необходимости опрокинуть его в тлеющую постель. Мебель и книги до сих пор не распакованы; несколько документов, необходимых для работы, прикрыты влажным полотенцем. „Дом в колониальном стиле“, „Обустройство обсерватории“, „Подсобная биография“, чертежи, сметы — отец всерьез взялся за подновление дома. Я давно заметила, что он предпочитает заниматься тем, что по определению не стоит вложенного труда. Старые вещи действуют на него гипнотически.

Путешествуя по этажам, я снова пытаюсь оценить возраст здания, которое готово развалиться тем скорее, чем выше вы поднимаетесь. Опорные плиты шатаются, как молочные зубы, и я вспоминаю уроки физкультуры в гулком обшарпанном зале, до омерзения гладкие брусья, клеенку желтого мата. Внизу уже собралась толпа болельщиков. Главное — не поддаваться на провокации. Толпа скандирует всегда одно и то же — ты мужчина или нет (мужчина?). Я хорошо знаю цену этому спортивному участию. Они ждут не полета, а падения. Полетом их можно только разочаровать, зато если вы разобьетесь насмерть, они будут носить вас на руках.

Ищи дурака, радостно кричу я, вчерашний школьник. Рожденный ползать имеет право ползать. Я не хочу больше летать, к черту твои ленивые сады, разлегшиеся внизу, я остаюсь, это мой дом. Ты привел меня сюда, поставил на крыло и вежливо попросил броситься вниз. Но я позволю себе быть невежливым.

В ответ раздается приглушенный смех. Кто-то смеется и тянет за рукав: „Что же ты стоишь как вкопанный, время дорого, я могу уйти. Не хочешь вниз, поднимайся наверх“, и я поднимаюсь еще выше и вижу комнату, которая висит в небесном пространстве, на скамьях сидят ученики, и некто, усталый и счастливый, рассуждает вслух, стоя у невидимой доски: „Движения нет. Тысячу лет назад мы находились в этой комнате и я рассказывал вам о том, что все повторится вновь“.

Чердак — для самых упорных. Для тех, кто давно оглох, взбираясь вверх, и не слышит ни свиста, ни ругани, доносящейся снизу. Туда можно попасть один раз в жизни, а если повезет, то два. Хотя отец говорит, что там только доски, пыль и голуби, и больше ничего.

В маленькой мансарде за столом работает бог, он очень занят. Он похож на клерка, взявшегося за сверхурочный проект, и у него все из золота — очки в позолоченной оправе, нарукавники, высокая остроконечная шапка. На столике при входе лежат экземпляры его книги (новое издание, исправленное и дополненное) и над ними табличка: „Здесь вы можете получить автограф“.

О чем бы мне спросить, раз уж я сюда забрался — суждено ли мне? когда я умру? за столом? в тлеющей постели? Он поднимает глаза, и я осознаю, что у меня есть одна секунда, и кричу: „Я хочу чтобы она выздоровела!!!“ и кричу, и кричу, хотя мое время истекло и никто меня не слышит».

(2)

Мы ошиблись, принимая молчание за глухоту. Надрывались перед картонной фигурой, посаженной за картонный стол. И все-таки кроме нас в комнате был кто-то еще, кого мы не заметили. Вопреки диагнозу, мама прожила еще целых пять лет, горела ясно и ровно, в неизвестном доме, окруженном лавандой и тишиной.

* El G2 D3; El G2 РЗ начало таксона ветви

новая тема

A.: С какой стати она втягивает в эту историю свою мать?

B.: Я согласен с господином А. Это или нарушение правил, или мистификация. Хотя меня больше раздражает ее псевдолитературность, а не псевдореализм.

А.: Нам нужны чистые факты, а не их головные интерпретации. У нее же вообще не поймешь, о чем речь.

И.: Господа, прошу вас. Где вы вообще видели чистые факты. Если хотите, я включу пятый фильтр, который будет отсеивать все flatus voci.

А.: «Стилевой»?

И.: Он самый. Ассистент, будьте добры, активируйте пятый фильтр. Только предупреждаю, что он сразу не заработает. Техника, понимаете ли. Сколько ни налаживай, все одно.

сад

(Сказка о мертвой царевне)

Вокруг дома всегда сад, даже — сады.

Знаю, что там ничего нет, но стоит только подойти к окну, как он возникает внизу — осязаемый, пахнущий смолой, плотный, ярко-зеленый. Один-единственный раз нам удалось уловить нечто вроде сбоя изображения, на долю секунды, будто кто-то быстро сморгнул. Или это были мои собственные ресницы, случайно попавшие в поле зрения. Но тогда почему мы обе заметили, что…