Сомнамбулист

В отеле его поджидал Сомнамбулист. Череда стаканов со следами молока змеей извивалась по столу в качестве наглядного свидетельства одинокого и долгого вечера.

Великан даже сильнее Эдварда переживал гибель Театра чудес. Ancien regime[24] закончился, однако при «новой республике» Скимпола мистер Мун как минимум получил загадку для разрешения, миссию. Неразгаданная тайна смерти Хонимена позволяла ему отвлечься от потери, в то время как Сомнамбулист все более и более погружался в состояние, в случае с любым другим человеком охарактеризованное как глубокая меланхолия. До сих пор общение между ними носило в лучшем случае фрагментарный характер. Оно осуществлялось посредством надписей, жестов и стаккато мелка по доске, но теперь Эдвард заподозрил, что великану не хватает его выступлений. Сомнамбулист нуждался в ежевечерней порции всеобщего внимания и восхищения гораздо больше, нежели сам был готов признать.

Он вяло улыбнулся, и великан ответил ему мрачным кивком.

— Я вчера видел Спейта. Выглядел он прилично. Не в прямом смысле прилично. Но совсем как прежде, почти.

Сомнамбулист драматически пожал плечами.

— Я провел эти дни в Архиве. Раскопал довольно много интересного насчет мадам Инносенти.

Великан укоризненно глянул на него с видом надутого ребенка, отказывающегося есть овощи. Тем не менее мистер Мун продолжал:

— Похоже, она не до конца откровенна с нами. Настоящее ее имя Энн Бэгшоу. До того как стать медиумом, она работала белошвейкой и имела маленькую лавочку возле Овала.

Сомнамбулист потянулся за доской. Эдвард облегченно выдохнул. Наконец-то ему удалось добиться хоть какой-то реакции. Через несколько секунд он прочел:

ОПЯТЬ ПОЙДЕМ К НЕЙ

— А, да. Хорошо. Мистер Скимпол уже устроил нам приглашение на ее очередное суаре. Это будет завтра. Возможно тогда все и прояснится.

Сомнамбулист осушил последний стакан молока, забрал мелок и доску и с тяжеловесным достоинством поднялся на ноги.

— Так ты поедешь завтра со мной? — с надеждой спросил Едвард. — На сеанс?

Великан, напустив сердитый вид, направился к себе в апартаменты. После пожара они не жили больше в одной комнате. В таких отелях не бывает двухъярусных кроватей.

Утро началось с неуклюжего примирения. Сомнамбулист нацарапал на доске некое подобие извинений, а мистер Мун выразил то же самое, прибегнув к словесной форме. И вот, в некоем подобии перемирия они после ланча прибыли в Тутинг-Бэк.

Мадам Инносенти ждала их на пороге обшарпанного дома.

— Джентльмены, — расплылась она в улыбке, — как я рада, что вы снова пришли к нам!

Мистер Мун поклонился и вежливо поздоровался:

— Здравствуйте, миссис Бэгшоу.

Женщина оцепенела, и Эдвард заметил, как тень страха скользнула по ее лицу. Как бы то ни было, она почти тотчас же снова взяла себя в руки и проводила их в дом с таким видом, словно ничего особенного и не случилось. В коридоре, по пути к помещению, где проводились сеансы, их перехватил муж мадам Инносенти. Вынырнув откуда-то из полумрака, джентльмен воззрился на гостей с откровенной враждебностью. Скорее всего, он подслушал разговор на крыльце.

Сеанс проходил точно так же, как и в прошлый раз. Мистер Мун даже узнал знакомые лица — Эллиса Листера и вдову Эрскин. Вместе с ними пришли пожилая пара и невероятно мрачный мужчина, оплакивающий жену. Другими словами, обычный парад неудачников и обманутых, жаждущих утолить собственные невзгоды участливым воркованьем и приятными пустыми словами хозяйки.

После получаса бессмысленной вежливой болтовни, рукопожатий, представлений, чая и печений начался сеанс. Так же серьезно, как и прежде. Мадам Инносенти села во главе стола, быстро перешла на голос Коркорана и принялась выдавать те же туманные, искусно изложенные послания из мира духов. Вначале она обратилась к миссис Эрскин.

— С кем вы желаете говорить? — спросила она знакомым щепетильным тоном испанца.

— С моим мальчиком, — усталым и тонким голосом ответила миссис Эрскин. — С моим маленьким сыном Билли. Ему было шестнадцать, когда он умер.

— Билли? — прошептал Коркоран. — Билли? Есть ли среди духов Билли Эрскин?

Пауза. Затем вполне предсказуемое:

— Мама?

Инносенти сумела довольно сносно изобразить молодой мужской голос, ломающийся и неуверенный.

— Билли? — позвала миссис Эрскин со смесью боли и надежды. — Билли, это ты?

— Мама! Почему ты только сейчас пришла ко мне? Я здесь так давно. Я ждал.

Миссис Эрскин всхлипнула.

— Прости меня, Билл. Ты можешь простить меня?

— Ты скоро ко мне придешь? Здесь тепло и уютно. Тебе тут понравится, мама, я знаю. — Голос стал жалобным, плаксивым. — Но что с тобой случилось, мама? Ты кажешься такой старой…

Эрскин снова всхлипнула, и мадам Инносенти прошептала:

— Мама, я люблю тебя.

Этот разговор продолжался, как показалось мистеру Муну, нескончаемо долгие часы, и он чуть было не погрузился в легкую дрему, когда вдруг услышал собственное имя.

— Мистер Мун? — произнесла мадам Инносенти голосом Коркорана.

— Сеньор, — ответил Эдвард. — Как приятно снова с вами встретиться.

— Хотелось бы мне сказать то же самое. Но прошло семь дней, а вы ни черта не сделали.