Сомнение

– Здрасьте! – прошипела Мальвина, и если не видеть её, то можно подумать, что здоровается мужчина, такой сиплый у неё голос.

Она села за стол и жадно припала к бутылке. Пила прямо из горлышка, шумно сглатывая.

«Какая дура могла назвать её Мальвиной», – с неприязнью, глядя на женщину, подумал Виктор.

Юра стоял на пороге и выглядывал мать. Наконец, с кастрюлей в руках, появилась Галя.

– Сынок, проходи, что стоишь в дверях. Сейчас обедать будем.

Юре плохо. Несколько дней подряд они с Мальвиной пили. Началось всё с весёлой пирушки. Одни собутыльники приходили, другие уходили. В пьяном угаре день и ночь слились в одно целое. Наконец, сегодня утром проснулись вдвоем в квартире, все друзья испарились. Мальвина приняла решение, что пора завязывать, иначе никакого здоровья не хватит, да ещё хозяин звонил несколько раз с угрозами, если не выйдет на работу, он её назад не примет. Поэтому фиг с ним со здоровьем, а с Арамом шутить нельзя.

– Мальвина, будешь обедать? – спросила Галя.

– Не-а, – протянула она и снова припала к бутылке.

– Мне оставь, – попросил Юрка.

– На! – Мальвина протянула бутылку, и он сделал несколько жадных глотков.

– Юрка, опять ты в запой ушёл! Сколько это будет продолжаться? Совести у тебя нет! – Галина быстро затараторила, перечисляя все грехи, которыми страдал сын. Про Мальвину ни слова, более того, Галина периодически кидала быстрый взгляд в её сторону, как бы приглашая присоединиться и поругать непослушного сына.

– Ма, не начинай! – пробурчал Юрка с трудом, очень болела голова. Нужна водка, но нет ни её, ни денег, чтобы купить.

– Ты чего молчишь? – переключилась Галина на Виктора.

И как всегда: «Скажи ему…», «Ты во всём виноват…», «Надо было сыном заниматься, а ты только о себе думал…»

Виктор не спорил. Он смотрел на Юрку и понимал, что сын конченный человек, что нельзя его исправить, что не бросит он пить и не пойдёт, как Виктор, работать на завод от звонка до звонка, вообще не пойдёт работать, пока живет с Мальвиной. А жить они будут долго, так спелись, что теперь их в разные стороны не растащить.

– Ма, хватит, – просит Юрка.

– Хватит!? Хватить бы тебя по шее как следует, да некому. Этот вот бирюк всю жизнь прожил «моя хата с краю, ничего не знаю». Всё на меня взвалил!

– Ма, перестань лаяться! Нельзя просто пообщаться.

– Общаться надо на трезвую голову, а ты с похмелья, посмотри на себя в зеркало, опустился совсем.

Мальвина в распри не вступала, тупо смотрела то на Галину, то на Виктора. Пиво охмелило её, она уже допила почти всю бутылку.

– Оставь мне, – жалобно попросил Юрка.

– Пойдем, Юрасик, – просипела Мальвина, тяжело поднимаясь со стула.

Они вышли в коридор. За ними последовала Галина. До Виктора донёсся сначала просящий шёпот Юрки, потом недовольный голос жены.

– У меня банк что ли? Дай! Нам с отцом до получки как-то дожить надо.

Юрка говорит тихо и долго. И опять раздраженный голос жены прерывает его:

– Столько не дам! Нету!

Они ещё спорили какое-то время, наконец, слышно, как открылась дверь, и Галина уже другим голосом вслед уходящему Юрке произнесла:

– Сынок, позвони мне вечером.

Жена вернулась в комнату и с порога накинулась на Виктора:

– Вот же ты сундук! Жрёшь, как ни в чем не бывало! У тебя сын не работает, спивается, я на чёрный день не могу отложить, случись что, ни копейки денег.

«Врёшь, старая кляча», – мысленно ответил жене Виктор.

Галина ругала Виктора, ругала Юрку, потом жалела сына, потом жалела себя. Виктор молчал. После обеда он сидел у экрана телевизора, вроде бы даже смотрел фильм. Вечером, дождавшись, когда жена ушла спать, он достал из кошелька лотерейный билет. Долго смотрел на него, точнее на цифру с шестью нулями. Потом подошел к столу, положил билет в пепельницу и поджег. Пламя вспыхнуло, билетик свернулся, миллион сгорел. Виктор открыл форточку и выбросил пепел на улицу. После этого, лег в постель и уснул крепким сном, впервые за последние несколько дней.

ГОРЕ

Надежда Николаевна мыла посуду. Напротив, за столом сидела Клавдия Ивановна. Поясница у неё была повязана старым пуховым платком, ноги обуты в высокие войлочные тапки. У неё болят суставы и скачет давление.

Тихим голосом она обращается к дочери:

– Надя, куда такая спешка? Март ведь ещё на дворе. Ну хоть бы через месяц, тогда всё бы лучше.

Надежда Николаевна молчит. Она с ожесточением стучит посудой, напор воды из-под крана так силён, что кажется она не слышит обращенных к ней слов.

– Надя! – позвала Клавдия Ивановна

– Что? – ответила та, не поворачиваясь.

– Надя, я с тобой говорю!

– Что? – раздраженно повторила Надежда Николаевна и повернулась лицом к матери. – Видишь, я занята.

– Надя, зачем мне ехать сейчас. Я не хочу. Я себя плохо чувствую.

Надежда Николаевна выключила воду, взяла в руки полотенце и рывками, как будто разрывая его на части, вытерла мокрые руки.

– Мама, сколько можно говорить на эту тему. Ты каждый год переезжаешь в деревню в марте. Сама знаешь, что так лучше. Что тебе в городе сидеть. На улицу даже не выходишь.