Сон

Щенок бежал, узнавая окружающую местность. Вот он дуб, парк, аллея, а за ней дом. Желтый забор, клумба, ну точно, его дом! Как быстро он добрался! Неловко поднявшись на порог, Толя стал скрести синюю дверь.

Дверь отворилась. За ней показалась белая, сливавшаяся с облицовкой дома, худая, болезненная женщина. Это была мама, от которой осталась только тень.

«Гав, гав, гав!» – виляя хвостом начал Толя, пытаясь сказать «Мама, мама, это я, Толя!».

Женщина опустилась на землю. Она поняла то, что сказал щенок. Её кинуло в дрожь, она побледнела ещё сильнее. Посмотрев минуту на него, она безутешно зарыдала.

«Я безумна, иди, малыш, иди к себе… Прошу, уходи…!» – плакала мама. «Ты бы очень понравился моему сынишке…» – последнее, что сказала она, прежде чем встать и закрыть дверь.

Толя не мог поверить. «Я же видел, она меня поняла! Разлюбила?», «А может просто не узнала?», «Неужели стал ненужным?» – эти мысли крутились в голове бесприютного песика. Он ещё долго скреб дверь, но ему больше не открывали. На улице становилось всё темнее и холоднее, теплый день сменила промозглая ночь. Октябрь уверено вторгался в ворота города. Шелест листьев впервые был таким пугающим. Ворона, сидевшая на березе, нагло каркнула. «Тебе здесь больше не рады» – говорило её карканье. Толя в последний раз дотронулся лапой до двери и ушел.

Щенок долго брел по безлюдным мрачным улицам. Неприветливые люди, изредка встречавшиеся, казались Толе ужасными монстрами. Один пьяница, долго вздоривший с прохожим, обратил внимание на щенка. «А ты что здесь снуешь!» – еле державшийся на ногах пьяница кричал собаке. Толя был напуган. Человек топнул ногой. Толя испугался, заскулил и спрятался под лавкой. Щенячий вой слышали многие, такие же, неведь зачем снующие люди, но ни один не помог. Он не мог больше идти. Всё было зря. «Лучше бы я вовсе исчез… Ну почему я так мал и слаб? За что мне всё это?» – Толя задавал вопросы сам себе, но не находил на них ответа. Он поджал хвостик и уснул.

«Эй, Толя… Ты меня слышишь?» – разбудил сладкий голос. Толя открыл глаза и увидел перед собой ту самую цирковую колдунью. «Это я, Вайолка. Я увидела, как тебе тяжело и пришла поговорить с тобой.»

Он молчал.

«Ты обещал простить меня, помнишь? – продолжала цыганка, обличенная на сей раз в оранжевое. – Не печалься, скоро всё наладится. Так было нужно. Пойми, не всё, что происходит, нами желанно. Я должна была это сделать, позже, ты всё поймешь. Знаю, что ты не веришь моим словам, но я хочу, чтобы ты помнил, что всё всегда заканчивается хорошо. Мама не разлюбила тебя. – Колдунья улыбнулась и сделала шаг назад. – Боль из-за потери сына сделали её глухой к чужим мольбам, как тех прохожих сегодня в сквере. Несчастье обезоруживает нас. Она совсем одна. И пусть кажется, что она опустила руки, твоя мама всё ещё ждет тебя. Так и ты не сдавайся, даже если ветер слишком силен.»

Колдунья сделала ещё пару шагов назад и растворилась в воздухе. Толя открыл глаза. Это был всего лишь сон…

Толя услышал невнятное, раздражающее бормотание. На лавке сидела чудаковатая старушка. На ней были резиновые сапоги и огромная красная шляпа. Она что-то говорила себе под нос. Щенок вылез из-под лавки и сел напротив неё. Немного погодя, старушка все же увидела его.

– Э-э… Какие у тебя глаза добрые… Но грустные. – сказала старушка, рассматривая Толю. – Рыбьи глаза у собаки, экая бессмыслица… Глаза, как у внучки моей. – она перевела взгляд в сторону и помолчала. – Лизонька моя болеет. Чем, одному Богу известно. А раньше, бежит, вся искрит, хороша девчушка. – мечтательно, с расстановкой говорила старушка. – Лежит сейчас, ест да спит. Единственная, кто могла помочь, в трауре, уж четвертый месяц пошел. Сынишка пропал… А моя Лиза всё ждет, когда, её, бедную, мою хрупкую девочку, кто-то спасет… Где же ты? – задрожал, прерывистый от страдания, мучительный «клич».

Она замолчала.

«Четыре месяца? Но как… Я уже должен был бы пойти в школу сейчас. Я пропал так давно?» – слабость одолела собачий дух. «Лиза, Лиза, Лиза…» – крутилось имя в его голове, оно было таким знакомым и неуловимым, как воспоминание из детства. Толя заскулил.

– Чего же ты? А? Тебя бросили? Как твое имя? – старушка нагнулась к спокойной собаке, чтобы прочитать имя на медальоне. – Толя, хорошее имя. А почему бы нам с тобой не навестить мою внучку? – старушка воодушевленно улыбнулась, забыв о своем горе. – Она у меня животинку любит. Тебя увидит, гляди воспрянет… – она активно встала. Мысль о мимолетной улыбке внучки вселяла в неё уверенность, которая давно покинула её.

В больнице было тихо и светло. Первые утренние лучи ещё не успели потревожить сон больных и усталую бдительность дежурных медсестер.

– Ты тихо, тихо, – шепотом говорила старушка Толе – мы должны быть незаметными! Влетит же нам.

Повезло, что палата Лизы располагалась на первом этаже. Старушка и щенок пробрались к ней без особо труда.