Сон № 9

Если верить часам в «кадиллаке», мы подъехали к окраине отвоеванной земли в 23:04. Вот уже полчаса катим по дороге. Машина трясется от бравурных маршей военного оркестра, а я трясусь от лихорадки, или, может, это машину лихорадит, а во мне громыхает музыка. От убийства меня отделяли миллиметры. Да и сейчас отделяют. Может ли служить оправданием случайное изменение скорости вращения и угла удара? Я сделал бросок. Не по своей воле. Но я сделал бросок. Еще час – и папка с документами будет у меня. Плюс великолепный фингал. Вопреки моим ожиданиям, претендента на трон якудза в Токио не сопровождает целая армия головорезов, вооруженных до зубов. Нет, только два «кадиллака». Из носа непрерывно течет, а шея немеет, будто в тугом ошейнике. Может, какой-нибудь кодекс чести обязывает противников избегать насильственных действий. А может, это самоубийственная авантюра. Ох, только не это! Мысленно уговариваю себя, что исповедуй Морино философию камикадзе, то не дожил бы ни до своего возраста, ни до своего веса. В общем, даже не знаю, что и думать. Никто не разговаривает. Морино звонит Маме-сан, в «Пиковую даму».

– Мириам уже на работе? Я звонил ей домой. Как только появится, пусть тут же звонит мне на мобильный.

Ящерица с Франкенштейном курят «Кэмел», Морино – сигару. Я так простужен, что курить не хочется. Шербетка хнычет в наркотическом забытье. По недвижной глади моря можно ходить, а небо – сплошные звездные россыпи, акр за акром. Тридцативаттная лампочка полной луны совсем рядом. Морино делает еще один звонок, но никто не отвечает. Какая-то медсестра говорила мне, что самоубийцы предпочитают умирать в полнолуние. Самоубийцы и почему-то лошади. Наконец мы замедляем ход и паркуемся под стратегическим углом к «кадиллаку» трубачей. Ну, мне так кажется. Выхожу из машины. Затекшие мышцы ноют. Очередная строительная площадка. В пригородах Токио повсюду либо кварталы под снос, либо строительные площадки. Гигантский терминал аэропорта – пока что только гигантский фундамент. Ровные, как бильярдный стол, отвоеванные земли простираются до самых гор. Справа и слева от нас высятся опоры моста без центральной секции. Где-то вдали море лениво плещет о набережную.

– Слушай, Миякэ… – Огонек его зажигалки пляшет в темноте. – Полезай-ка на мост.

Гадаю, в чем здесь подвох.

– Нагасаки – наш противник, а ты не вписываешься в образ. Могут подумать, что я беру всяких сосунков.

Ящерица хихикает.

– Вы отдадите мне папку с документами?

– Как ты мне надоел! Не раньше полуночи, понял?! Брысь отсюда!

Делаю несколько шагов, и тут тип в кожанке свистит с груды валунов:

– Едут! Девять машин.

– Девять. – Франкенштейн пожимает плечами. – Я надеялся, что будет больше, но девять – тоже неплохо.

Бегу вверх по склону. Сейчас мост – самое надежное укрытие. Или тюрьма, из которой никуда не денешься. Я примерно в тридцати метрах над землей, от высоты кружится голова и съеживаются яйца. Из-за парапета смотрю, как подъезжают машины Нагасаки, останавливаются полукругом у «кадиллаков» Морино и включают фары на полную мощность. Глушат моторы. Из каждой машины выходят четверо – в военных куртках, шлемах и с автоматическими винтовками. Занимают огневые позиции. В который раз за сегодняшний день я чувствую себя персонажем боевика. Морино и его люди надевают солнечные очки. Никакого оружия, никаких приборов ночного видения. В одной руке Морино держит мегафон, другую сует в карман. Тридцать шесть вооруженных до зубов человек против семи. Из машины не спеша вылезает тип в белом костюме, его прикрывают два телохранителя. Вот-вот прикажет открыть огонь. Никакой папки не будет. Все напрасно. Голос Морино раскатывается над отвоеванной землей, будто из мегафона вещает сама ночь:

– Дзюн Нагасаки. Есть у тебя последнее желание?

– Ты меня просто поражаешь, Морино. Как быстро ты скатился на самое дно! Слухи преуменьшают степень твоих несчастий. Пять измотанных головорезов, один бывший торговец оружием – ты сдохнешь от моей руки, Сухэ-батор, причем в таких мучениях, что даже тебя проймет, – и безоружный юный педик на мосту. – (Вот тебе и надежное укрытие.) – И вот этими силами ты собираешься захватить власть? Или у тебя еще авианосец в гавани? А может, ты надеешься, что я умру от скуки?

– Я вызвал тебя, чтобы объявить приговор.

– Тебе сифилис все мозги выел? Или ты Ультраман[110]?

– Тебе будет позволено с честью принести извинения. Убьешь себя сам.

– Знаешь, Морино, это даже не глупость. Это наглость. Давай разберемся, что там у нас. Ты обосрал мне открытие «Ксанаду». Я чуть пупок себе не надорвал, убеждая газетчиков, что Одзаки случайно выпал из окна. Ты сделал из трех моих менеджеров кегли и шарами для боулинга раскроил им черепа, как яичную скорлупу, – оригинально, не спорю, но весьма досадно, – потом старомодным способом убил двух ни в чем не повинных охранников и пристрелил моего лучшего пса. Моего пса! Это меня очень огорчает. Ты – дилетант, Морино. Полное отсутствие стиля. Настоящий профессионал ни за что и никогда не тронет животное.