Краткая заметка в газете по недоразумению сообщила о смерти Бодлера с опережением на пятнадцать месяцев. Он не умер, но утратил способность связно говорить. Судя по всему, новость не особенно потрясла Париж. Но в Турноне, в сердце самой мрачной из французских провинций, молодой преподаватель английского Стефан Малларме, прочитав газету, провел два дня в глубокой печали («О что это были за дни!»{985}
— писал он Анри Казалису).У Малларме даже фривольность была священнодейственной. Бодлер, напротив, превращал патетику во фривольность. Обоих жизнь изрядно била, но Бодлер получал бесчисленные, беспорядочные колотые раны, Малларме же постоянно пребывал под удушающим гнетом. Обоих, в отличие от их предшественников Готье и Гюго, терзали метафизические предзнаменования. Но только Бодлеру была доступна область чистейшего пафоса, свободная от всякой сентиментальности, отраженная в «Маленьких старушках» или «Прохожей».
Уже разбитый параличом и пишущий «неразборчиво»{986}
, Бодлер продиктовал Гюставу Мийо письмо с последним указанием о внесении правки в стихотворение. Ему хотелось, чтобы в «Далеко отсюда», одном из самых легких, самых лиричных стихотворений, где каждый слог дышит чувственностью, последняя строка была отделена тире, «чтобы передать в ней уединенность, рассеянность»{987}. Вот так: «— Цветы льют где-то мед густой»[184].Просьбы денег (бесконечные), все более ожесточенные жалобы на несчастье; встречи украдкой, дерзости от случая к случаю… Таким для Каролины на протяжении двадцати с лишним лет был ее сын Шарль. А сколько гадостей говорили ей про него наезжавшие в Онфлер офицеры-артиллеристы, друзья почившего генерала Опика.
Но после смерти Шарля с ней произошла неожиданная перемена. Это случилось, когда она получила письмо с соболезнованиями от Сент-Бёва. «Письмо, взбудоражило ее»{988}
, — сообщил Асселино Пуле-Маласси. Свойственным ему вкрадчивым, проникновенным тоном нашептав «краткий реквием»{989}, Сент-Бёв, понедельничный критик, академик, сенатор, представил ей неопровержимое доказательство того, что сын ее Шарль существовал в действительности. Отныне все мысли Каролины заняты только им. Подле нее полукругом сидели дамы, ведшие привычные разговоры, в которые сама Каролина годами вносила весомый вклад. Ее письмо Асселино, старому верному другу ее сына, написано в выражениях покинутой любовницы: «Меня не интересует ничто, кроме того, что связано с памятью о нем. Порой мне приходится, чтобы не быть невыносимой для моих знакомых, ценой невероятных усилий делать вид, будто я слушаю, проявлять интерес к разговорам, в то время как сердце мое занято им одним, и только ему принадлежу я безраздельно»{990}.Со двора слышно, как о брусчатку стучат поленья. С приближением холодов их сгружают с тележек, переходя от дома к дому. Эти звуки возвещают приход зимы. Бодлер не спит. Лишь этот глухой, повторяющийся звук имеет значение; все остальное неважно. Солнце знает: близок час его плена в «полярном аду»[185]
. И мы как будто ловим усталый вздох: «Я вздрагиваю от падения каждого полена».Анатоль Франс с присущим ему мягким скептицизмом, что порой застил ему взор, рассказывал, как некий моряк показал Бодлеру африканский фетиш — «маленькую страшную голову, вырезанную из дерева нищим негром». «Вот ведь какое уродство», — сказал моряк и с омерзением отбросил деревяшку. «Осторожно! — в тревоге сказал Бодлер. — А вдруг это истинный бог!»{991}
Никогда прежде не был он столь крепок в своей вере.52. Орас Верне. Титульный лист каталога женских причесок. Перо, чернила и акварель, около 1810–1818 годов
Примечания
1. Письмо Ш. Бодлера К. Опик от 16 декабря 1847 г. // Correspondance, Paris, 1973, vol. I, p. 148.
2.
3.
4.
5.
6.
7. Письмо Д. Дидро С. Волан от 6 сентября 1774 г. // Œuvres, Paris, vol. V: Correspondance, 1997, p. 1255.
8. Champfleury, в выпуске «Le Corsaire-Satan» от 27 мая 1845 г., цит по:
9.
10. Письмо Ш. Бодлера И. Остейну от 8 ноября 1854 г. // Correspondance, cit., vol. I, p. 299.
11. Письмо Д. Дидро С. Волан от 28 октября 1760 г. // Correspondance, cit., p. 287.
12.
13. Там же. С. 459.