Сон девятый

Мерно тикает потёртый будильник на самодельном комоде, мерное сонное дыхание детей за ширмой, шершавая от мозолей женская рука на твоей груди и тепло от женской головы на плече. Спокойствие и безмятежность. И самое главное — безопасность. Ради неё можно и нужно жертвовать… пришлось пожертвовать многим, дорогая она — безопасность. А свобода… «кто жертвует свободой ради безопасности, теряет и то, и другое». Да, предки были мудры и оставили изречений на все случаи жизни. За всё надо платить и главное — не ошибиться в цене, чтобы не заплатить всем и не получить ничего. Уход из рода оказался очень дорогим, во всех смыслах. Одна служба в Храме о выходе обошлась… страшно вспомнить, а вполне официальная смена всех документов на новое имя с оформлением вместо гимназического аттестата и университетского диплома справки о функциональной грамотности и прав на вождение автомашины… тоже то ещё удовольствие. Но зато… зато он может спокойно спать, не опасаясь проснуться в ошейнике, а это старая и многократно проверенная практика Королевской Долины. Ненужные лишние младшие сыновья, не говоря уже о бастардах, клеймятся в обязательном порядке, но, правда, в разном возрасте, иных сразу после рождения спускают в подвал, а ему дали вырасти и закончить университет. Не поспешил ли он? Да нет, опять же мудрость древних: «Лучше поспешить, чем опоздать». Что он потерял? Многое, перечислять долго и обидно. Что приобрёл? Безопасность. Свою, своей женщины, своих детей. Всё остальное — пустяки. Если проблема решается монетами, то это не проблема, а расходы. Гемы, конечно, нужны, их всегда либо не хватает, либо нет совсем, но зато… зато, он чист перед Огнём, никак никаким образом ни Амрокс, ни «Три кольца», ни переливание крови и пересадка органов ни его, ни его семьи не касаются. Его семья здесь, с ним. Спасибо Огню, его женщина здорова, да, надо ей напомнить, чтобы подкрасила волосы, а то корни опять посветлели, несильно, но могут заметить, пойдут опять пересуды, а оно нам никак не надо, и дети, опять же, спасибо Огню, здоровенькие, на следующий год им в школу, или дочку придержать, чтобы… да нет, если взять ещё подработку хотя бы «левыми» рейсами, то скопит на обе школы, он же теперь безродный, никаких и нигде льгот и субсидий не положено ни ему, ни детям. Ну, а чего им недодадут в общедоступной четырёхлетней, то это он им сам дома, после работы, вечерами и по выходным, компенсирует. Его знаний на это хватит.

Не просыпаясь, жена мягко потёрлась щекой о его плечо, и он наконец улыбнулся, засыпая. А то разбередила его статья в, как эту газетёнку, да, «Эхо». Надо же… «Высокая кровь». Хорошо проехались по Королевской Долине. Всю, ну, почти всю мерзость вывернули и на всеобщее обозрение выставили. Что-то теперь будет, ведь и правда, что нет такого закона, ни человеческого, ни Огненного, которого бы в тамошних дворцах не нарушили, а Огонь до седьмого колена карает. А он — теперь даже не низкородный, а безродный, его это никак не коснётся. Спасибо Огню и тем, надоумившим, открывшим ему глаза, посоветовавшим…

…Чёрные блестящие глаза в припухших как от бессонницы веках смотрят внимательно и требовательно, но не осуждающе. Голубой кружок рабского клейма над переносицей. Тусклый блеск заклёпки ошейника. И в который раз непрошенная и в чём-то кощунственная мысль, что как они похожи: его отец и… дядя, клеймёный брат-близнец отца, что выбор деда-Главы мог быть и другим, и тогда он бы сам уже давно носил ошейник.

— Ты знаешь?

— О чём? — он старательно улыбается. — Новостей всегда много.

— О новом племяннике.

Он настороженно кивает. Конечно, он знает, ещё бы не знать. Второй законный сын у первого внука Главы, обеспечение прямой непрерывной линии.

— Твоя ветвь и ты сам теперь лишние.

Он, старательно сохраняя невозмутимое выражение, пожимает плечами. Ну да, ничего «концептуально нового», два здоровых сына — вполне достаточно для сохранения и продолжения. А что его линия — боковая и бесперспективная, он давно знает. Сам догадался, не дурак. Потому он — единственный сын, если и были у него кровные братья и сёстры, то он даже не знает о них, подвальные дела его не касаются, до сих пор не касались. А теперь…

— Ты юрист, — это не вопрос, а констатация факта, но он кивает, уже не догадываясь, а понимая. — Специализация… Выразительная пауза, и он нехотя отвечает.

— Цивилист. Экономика. Удовлетворённый кивок.

— Нужная специальность. Вместо двух наёмных один свой, — и выразительный, не оставляющий сомнений и недомолвок щелчок по ошейнику. — Всё на пользу рода.

Он проглатывает просящийся наружу и не требующий ответа, потому что сам его знает, вопрос: «Это с самого начала планировалось?». Да, именно так. Поэтому гимназия, но не пансион, университет, но факультет по выбору рода, закреплённая за ним машина с клеймёным шофёром для поездок на занятия, знакомство со всем многопрофильным хозяйством…