Сзади было тихо, ни стонов, ни всхлипов. Хотя стонать рабу ещё рано, ломка на «зелёнке» начинается не сразу, минимум сутки должны пройти всухую. Хорошо, что медицинское отделение такое многолюдное и можно опросить многих. Каждый скажет по чуть-чуть, такую малость, что даже не заметит оговорки или обмолвки, каждый по слову, а у тебя набралась тысяча слов, из которых можно составить вполне внятный и достаточно развёрнутый текст. Так что… уже приехали.
В подземном маленьком гараже на четыре машины он выпустил раба и повторил приказ идти следом.
— Да, хозяин, — тихо ответил раб.
Однако, зашугали мальчишку качественно, или от природы такой? Да нет, вроде в детстве был бойким и весёлым, ну, да сейчас это неважно. Войдя в комнату, Нурган остановился и обернулся к рабу.
— Ты когда-нибудь был домашним рабом?
— Да, хозяин. Нурган удовлетворённо кивнул.
— Значит, всё знаешь. Будешь убирать квартиру и вообще…
— Да, хозяин.
Раб явно ждал следующих распоряжений, но Нурган медлил. Как сказать этому тощему перепуганному мальчишке, что в его состоянии необходимо неделю, а то и больше, смотря по интенсивности процесса, лежать под капельницей, а в обязательные процедуры входят интенсивное промывание желудка, полное переливание крови, медикаментозное лечение и лошадиные дозы обезболивающего, и… И всё это возможно в стационаре с подготовленным медперсоналом, во всяком случае, так «чистят» пристрастившихся к энергину, оно же «зелёнка». Правда, Арм вычистил своего раба за неделю, но там и организм был покрепче, и «зелёнки» выпито куда меньше. И… и другого варианта всё равно нет. Придётся в открытую, он не может бросить работу ни на неделю, ни на день, а значит… значит, так.
— Когда ты в последний раз пил «зелёнку»? Раб удивлённо посмотрел на него.
— Прошу прощения, хозяин, что это? Нурган усмехнулся.
— Зелёное густое питьё, вам его для работы дают. Раб обрадовано улыбнулся.
— Вчера, хозяин.
Нурган нахмурился, и раб осторожно попятился, пытаясь уйти от ожидаемого удара.
— Стоять! — гаркнул Нурган.
Внезапно вспыхнувшая нерассуждающая злоба помогла собраться, и он заговорил резко и уже без обиняков. Раб испуганно кивал, глядя на него блестящими от слёз глазами, и только тихо повторял:
— Да, хозяин… Слушаюсь, хозяин… Отдав все необходимые распоряжения, Нурган немного успокоился.
— И ещё. Как тебя называли… там?
— Младшим, хозяин, — настороженно ответил раб. Нурган поморщился.
— Не годится. Ладно, потом придумаю. Ты всё понял?
— Да, хозяин, — поклонился раб.
— Повтори, — потребовал Нурган.
К его удивлению, раб ничего не перепутал, повторив чётко, по пунктам, все задания. Видно, Старший всё-таки не зря свой паёк ест, выдрессировал мальчишку. Но на всякий случай, он пригрозил неопределённо жутким наказанием за промахи и упущения и ушёл. И только в машине позволил себе с размаху ударить кулаком по рулю. Проклятье! И этот… это перепуганное дерьмо — его брат?! Самый младший, когда уже все уверены, что больше не будет и вдруг рождается… любимых называют Мизинчиками, а нелюбимых Последышами и Поскрёбышами. Мизинчик, мизинец, самый бесполезный из пальцев, а не отрежешь, и ни для чего не нужен, а без него урод или инвалид. Проклятье!
Когда стемнело, пошёл снег. Ещё днём белёсое небо с ярко-красным и словно мохнатым солнцем стало затягивать тучами. Поднялся ветер. На усадебном дворе он почти не чувствовался, только с крыш посыпались облака снежной пыли.
— Слава Огню, ты дома, — сказала Гройна, расправляя шторы на окне в кабинете.
— Да, — ответил, не отрываясь от бумаг, Коррант. — Вот чёрт, как не вовремя. Мне завтра в рейс.
— Отложи.
— Придётся.
Он швырнул карандаш и откинулся на спинку кресла. Старого, почти старинного, почти родового, увезённого им в свою новокупленную усадьбу из отцовского, вернее, дедовского дома, часть его выдела. Из-за этого кресла, в общем-то, дешёвого, сработанного прадедовым рабом-столяром, и потому почти признанного родовым, а не нажитым имуществом, разгорелась тогда нешуточная свара. И всякий раз, вспоминая о том, как его выделяли, Коррант испытывал удовольствие. В общем-то, он отстоял себя, получил почти всё, что хотел, на что он мог рассчитывать, не доводя до публичного скандала и суда. Суд, впрочем, был никому не нужен, потому и разошлись миром.
Гройна, ещё раз поправила шторы, подошла и села на подлокотник. Кресло протестующе скрипнуло.
— Ну же, Ридург, улыбнись, всё не так страшно. Выкрутились же.
— Ещё не до конца, — Коррант опёрся затылком на тёплую руку Гройны и прикрыл глаза. — Ближайшие завозы пойдут в покрытие долгов, а пока Рыжий не начал ездить, мы даже на нуль не выйдем. Гройна кивнула и погладила Корранта по плечу.
— И когда ты его выпустишь в рейс?
— К сожалению, нескоро, — Коррант поёрзал затылком по руке жены. — Ты всё ещё боишься его?
Гройна смущённо покраснела. Конечно, сейчас, рядом с мужем все страхи кажутся пустыми и смешными, а тогда…