Сон девятый

— Но, Ридург, он и в самом деле… как мертвец, живой мертвец. Я уже один раз видела такое, мама поехала к дяде, своему брату и взяла нас с собой, и там во дворе мы увидели его. Он подметал двор… как Рыжий. Стоял и водил метлой по одному месту. И глаза у него были такими же, и лицо… мёртвые, понимаешь? И мама сразу после обеда увезла нас, а хотела погостить. Я не знаю, о чём она говорила с дядей, но мы уехали. А потом узнали, что этот раб в ту же ночь зарезал и дядю, и его жену, и детей. Младшему и года не было. Представляешь, всю семью.

— Сорвало крышу, — кивнул Коррант. — Бывает. Редко, но бывает. Но теперь-то…

— Ридург, я боюсь за детей. Гирр…

— Гирру нечего делать на заднем дворе, — сердито перебил её Коррант. — Он только мешает, лезет, куда не надо и нельзя.

— Куконя с ним не справляется, — вздохнула Гройна.

— Значит, должна справляться ты, — твёрдо ответил Коррант.

Гройна вздохнула и промолчала. Нет, Гирр — чудный мальчик, она любит его и не меньше, чем Гарда и Гриданга, и девочек, это вообще святая обязанность жены — любить всех детей своего мужа, она приносила клятву в Храме перед Огнём и не собирается её нарушать, но… но с Гирром ей тяжело, тяжелее, чем со всеми остальными детьми. Нет, и Гирра ей не в чем упрекнуть, он сразу, с первого дня называет её мамой, в общем-то, послушен, все его проступки — это обычные мальчишеские шалости и проказы, но…

— Он не злой, — задумчиво сказала она вслух, — он… требует от рабов, чтобы они были рабами, всегда и во всём. Ты понимаешь меня? Он слишком верит книгам…

— И не хочет понять, что жизнь другая, — закончил её мысль Коррант.

— Да, ты прав, но он ещё слишком мал, чтобы это понять. Коррант вздохнул.

— Я знаю. Взрослеть не хочется, но приходится. Ладно, я поговорю с ним, — и улыбнулся, вспомнив, как вернулся из рейса и Гирр сразу кинулся к нему с криком: «Папочка, выпори их!», — сбивчиво рассказывая, что Рыжий плохо работает, а Большуха и Тумак ему попустительствуют. Да, поговорить надо.

— Конечно, милый, — Гройна, нагнувшись, поцеловала его в макушку. — Всё будет хорошо, мой верный рыцарь и отважный паладин.

— Раз вы так желаете, всемилостивейшая дама моего сердца и свет очей моих, — рассмеялся Коррант.

Это была их давняя, ещё эпохи помолвки, игра в гордую королеву и её рыцаря.

В доме тихо и спокойно, а нарастающий шуршащий снегом шум ветра за окном не страшен и только прибавляет уюта.

Гаор выключил свет и лёг, уже привычно погладил бревенчатую стену, натянул на плечи одеяло и закрыл глаза.

Ну вот, ещё день прошёл. Вроде… вроде всё хорошо. Да, ещё кружится временами голова и подкатывает тошнота, но это уже пустяки, с этим он справится, в гараже порядок, во всяком случае, хозяин ничего не сказал. Хозяин… когда во двор въехал фургон, сердце так и ухнуло. Но справился, вышел принять машину. Обошлось даже без оплеухи, хотя хозяин поинтересовался, всё ли он понял или надо по морде смазать для вразумления? Он промолчал, опустив глаза. Ведь захочет врезать и врежет. И на «кобылу» отправит на пять вступительных, чтоб уже по всем правилам. Как тогда, в ту покупку. Но обошлось. А ведь стоял у горла крик, что, дескать, делай со мной, что хочешь, хоть запори, хоть в поруб отправь и только на работу выпускай, лишь бы… смог, устоял, не упал на колени, не пополз к хозяйским сапогам. Обошлось. Обошлось ли? Ведь если не ударил, не отправил на вступительные, так что? Почему Устав нарушен? С купленным так, а с арендованным по-другому, так что, всё-таки аренда? Огонь Великий…!

И сам себя сурово остановил: не скули! Как жить — не тебе решать, ни бастард отца, ни раб хозяина не выбирает. А вот смерть твоя… в твоей власти. Когда бы ни объявился Фрегор, как с ним рассчитаться ты решил, так что не скули, а спи, набирайся сил, чтоб руки не дрожали, а то не удержишь руль, не сможешь вывернуть, чтоб в лобовую… всё, спи, отбой!

Который день он уже в усадьбе? Ну, те сутки, что провалялся в забытье и жару, не в счёт, а вот как встал и вышел на работу… Да, неделя без малого. Хозяин собирался снова в рейс, да из-за бурана остался. Может завтра прийти в гараж и разгон устроить… ну, как будет, так будет. «Спи!» — строго приказал он себе, хотя знал, что бесполезно, не заснёт, будет лежать с закрытыми глазами и видеть… снова и снова белый кафель пресс-камеры и чёрную воду, где тонет мешок с несчастной замученной им девчонкой. Сволочи, что вы со мной сделали, сволочи… Но и ругань не помогала, проверял уже. А не это, так Коцит, кривляющиеся лица вмёрзших в чёрный прозрачный лёд отце— и братоубийц, предателей и палачей…