сон для двоих (СИ)

Легкость эта, однако, требовала все же безукоризненного выполнения определенных правил. Правила я знал - с ними может нынче ознакомиться любой желающий, и литературы в свободном доступе полно, и обучающих семинаров по какому-нибудь нейролингвистическому программированию достаточно - но, кроме того, я еще собирался говорить исключительно о вещах, весьма для девушки важных. Уже в силу этого я был обречен сразу стать для нее авторитетом. И стал. Уже через двадцать минут Вера сама предложила мне посетить коммуну. Нетрудно догадаться, что я не стал отказываться. Тем более, что мы уже прошли половину дороги.

Дверь в квартиру, как я и был уверен заранее, вообще не запиралась. Выцветшие и засаленные обои, древняя мебель, вытертая краска на половицах, немытые окна - здесь внешнему явно не придавали больше значения, чем оно того заслуживало. Однако курили здесь только в одной комнате, где стояли большой круглый стол, несколько кресел у стен, компьютер в углу и полки с книгами. В прочих комнатах жили. Я заглянул туда, где обитала Вера: две кровати, диван и тумбочка. На одной кровати, прямо в одежде, кто-то спал, накрывшись драным одеялом.

Из-под одеяла торчали ноги, в джинсах и носках. Пол спящего определить было невозможно - человек накрылся одеялом с головой. Вера бросила свою сумочку на тумбочку и отвела меня к компьютеру, за которым толстая девушка в очках разглядывала необычные рисунки Мориса Эшера.

Ланзор - 2

Навир сел на кровати, бессмысленно огляделся и стиснул руками голову. Мать, уже поднявшаяся, чтобы приготовить завтрак заглянула в комнату к братьям и тихо спросила:

- Сон плохой приснился?

Сын кивнул, ощущая тревогу и недоумение матери, но сделал он это только, чтобы ее успокоить. Не объяснять же ей с утра, что сон вовсе не был плохим. Он просто был - насыщенным. Да, именно так. Невероятный наплыв мыслей и фактов, которые, в отличие от обычного сна вовсе не стремились улетучиться спустя несколько минут после пробуждения.

Утренние процедуры омовения и завтрака он проделал автоматически, как будто продолжая досыпать на ходу. Мать, вначале поглядывающая на него с опаской, успокоилась. Ей и так приходилось нелегко: сын, внезапно ставший грибником, был одновременно и счастьем и бедой. Счастьем - потому что грибники, как ни говори, относительно обычных людей являлись группой избранных, стояли выше остальных, и возвышением сына следовало гордиться. А беда... Беда заключалась в том же самом. Грибники поневоле - да и по собственному хотению, чего там говорить, тоже - отдалялись от обычных людей, живя своей, недоступной другим жизнью. Это отделение становилось тем более заметно, когда они продолжали жить в своих прежних семьях, постепенно становясь чужими родным и соседям. Этого мать и боялась, зная, что избежать такой судьбы никто еще не сумел.

Да Навир и не хотел никому ничего про свои сны рассказывать. Это были его, и только его сны, не имеющие отношения к снам прочих грибников, а тем паче - обычных людей. Уплетая яичницу с сосисками, он мысленно выделил в сегодняшнем сне три наиболее волнующих момента. Первый - девушка, или скорее молодая женщина по имени Марина. Ее лицо с острым носиком, изящно подведенными глазами, задумчиво глядящими вдаль, приковывало к себе внимание. Во сне он, пусть в незначительной степени, но мог своим вниманием руководить - но не в случае с Мариной. Второй - та легкость и четкость, с которой Ким Карлович обращался с окружающими. Причем Навир даже понимал, каким способом главный персонаж его снов добивался своего. Понимал, и был готов применить вновь открытые знания в своей жизни. И третье, что он счел главным: те занятия, которыми занимались юноши и девушки в доме, куда заходил Ким Карлович. Кажется, они искали способы, как без сукомы или смолы ареаки получать тот же самый эффект.

Тучи на горизонте скрывали восходящее Кюи, и лишь Ма бросала тусклый багровый свет на желтые и серые крыши поселка. В свете малого светила они казались чуть ли не белыми, тогда как листва выглядела почти черной. Ослепительно светился Гриб на окраине поселка. Несколько кошек возвращались из леса, где они охотились на мышей. В траве их, само собой, невозможно было разглядеть; Навир ощущал их присутствие другим чувством, которое он не мог назвать определенным образом. Да и само это чувство что ни день, менялось.

Сегодня он видел даже движение соков под корой деревьев: как будто что-то темно-зеленое неспешно всплывало внутри ствола. Астольд предупреждал, что сукома пробуждает способности у всех по-разному, но пока Навир никакой пользы от своих усилившихся талантов не видел. Да, он примерно знал, где находятся и чем заняты человек десять из их поселка, включая и Астольда, но практического применения это знание не имело. К тому же шестеро из них ему неинтересны. А умения различать крадущихся кошек и движение древесных соков вообще его напрягало, заставляя отвлекаться на посторонние вещи.