сон для двоих (СИ)

В самом деле, в здравом уме ссориться что с грибником, что с лесниками никто бы не решился. Тем более с обеими силами сразу. Но Кротаву, распаленному гормонами, уже не до голоса разума. Почувствовав, что сейчас противник на него бросится, Навир слегка сместился в сторону. Опытным бойцом он назвать себя не мог, весь его опыт ограничивался детским и подростковыми несерьезными стычками. Но в нем жила неизвестная окружающим память Кима Карловича. Тот тоже не боец, но при этом его когда-то учили простейшим приемам самообороны. Провести прием в реальном бою без предшествующих тренировок вообще-то невозможно, но Навир обладал немаловажным преимуществом - он предугадывал действия противника. И когда Кротав попытался его ударить, ушел в сторону, одновременно захватывая и выворачивая руку нападающего.

Айкидо на Ланзоре не знали. Взвизгнувший от резкой боли в запястье Кротав, согнувшись, обежал вокруг юноши и воткнулся головой в пах бросившемуся на помощь товарищу, сбив того с ног. Только тогда Навир отпустил его руку, молча повернулся и пошел домой. Кротав от перенесенной боли боевой пыл потерял, а второй противник самостоятельно нападать не рискнул.

Земля - 4

- Ну, и как там наш большой друг Дмитрий? - начальник вызвал меня к себе и сидел за столом, зажав между пальцами дымящуюся сигарету.

Курить у нас в учреждении запрещено. Но начальник, согласно пункту первому известного анекдота, всегда прав.

- Он там как солидный гуру: сядет в углу, в разговор не вмешивается, пока его не спросят или не посмотрят вопросительно. Со всеми ровен, благожелателен, никому своего общества не навязывает. Идеальное поведение засланного казачка...

Последняя мысль пришла мне в голову только что, когда я подбирал слова, чтобы описать поведение объекта как можно короче. Начальник затянулся сигаретой и пробормотал, что и такой вариант вполне возможен. А потом поинтересовался, как Дмитрий, который уже судился с нашей конторой, держался со мной.

- Вежливо и с почтением. Ну, он-то понимает, в какой я там роли. Да это вообще всем известно, так что я в их дела демонстративно не лезу. Участвую иногда в тренингах по линии психосинтеза, да общаюсь с учениками своего сон-тренера. С остальными, как и с Дмитрием, только здороваюсь.

- Я думаю, - изрек начальник неторопливо, - что насчет нашего "большого друга" вы, Ким Карлович, не ошиблись. А посему дальнейшее ваше пребывание внутри коммуны для нас бессмысленно. Спецслужбы и так знают, что там делается, наши отношения с Дмитрием перешли в формальную судебную плоскость, нет смысла дальше тратить рабочее время. Если у вас есть какие-то личные интересы, то их вы сможете удовлетворять в свободное от работы время. Так?

Я пожал в ответ плечами. Мое мнение здесь мало что значило. К тому же с начала следующего месяца меня отправляли в командировку, и работать целых четыре месяца мне предстояло в организации другого министерства. Поскольку эта организация находилась в нашем же городе, для меня это был практически отдых. Отрабатывать полностью время от меня никто не требовал, выполнил командировочный свои обязанности на сегодня - и свободен. Чаще всего мне удавалось управиться еще до обеда. Меня уже не в первый раз посылали в командировку, и предстоящую работу я представлял довольно хорошо. Через несколько дней времени для посещения коммуны у меня окажется более чем достаточно.

С Сергеем, сон-тренером, мы теперь общались посредством интернета и мобильной связи, не припутывая посторонних. Проект "Ланзор" заинтересовал его так глубоко, что он перестроил весь свой распорядок дня. В коммуне теперь сон-тренер, как и я, появлялись в основном для прикрытия - проводя на единомышленниках те же самые исследовательские и тренировочные процедуры, что и со мной. На фоне результатов добровольцев легче было выделить специфику собственно Ланзора. А единомышленники о содержании моих снов ничего не знали - оно доверялось исключительно сон-тренеру.

Дмитрий, хоть и бросал в нашу сторону заинтересованные взгляды, с вопросами не подходил. После того, как нам с Сергеем удалось научить Навира ощущать телепатически угрозу, что-то подобное появилось и во мне. Отчего-то лучше всего я понимал Дмитрия и Катю-художницу. Ощущения довольно необычные: стоило представить мысленно образ любого из них, на меня волной накатывались их переживания. Расстояние значения не имело. Женские эмоции, надо сказать, порядком выбивали из колеи. Меня в эти моменты окружающие не раз ловили на феноменальной рассеянности; я мог даже в простейших предложениях, не замечая того, менять местами существительные, приводя слушателей в недоумение.

Внутренние образы Дмитрия не так путали сознание, но восприятие его мыслеобразов каждый раз повергало меня в депрессию. Окружающее воспринималось в черном свете, сам себе я представлялся никчемным существом, а все мои занятия - бессмысленным топтанием вокруг найденного в глухом лесу клочка прошлогодней газеты. Приходить в себя приходилось часа полтора.

Сон-тренер считал, что виноват в этом Дмитрий.