Хотя всё, из-за чего начинались столкновения, уже сгинуло в пламени, беспорядки не утихали. Мало того, всё новые и новые люди вовлекались в безумную схватку. Сражение развернулось даже в заливе. Повстанцы предприняли вылазку, и несколько вражеских кораблей обернулись кострами, осветив Золотой Рог. Зато на суше латиняне начали понемногу теснить нападавших к городской стене.
Десятники, пересытившись зрелищем, а скорее опасаясь, что птохи могут припомнить кое-какие обиды и стражникам, отправили гонцов к начальству. Как бывает в подобных обстоятельствах, того на месте не оказалось. Порученцы разбежались по городу. Сотники, поднятые с постелей любовниц, ругались, требовали подтверждения донесений, и только убедившись, что дело действительно серьёзное, отправляли доклады выше.
Ближе к полуночи весть о восстании, наконец, достигла дворца. Императора долго не решились будить. Гражданские и военные чины переругались. Первые призывали вывести на улицы войска, вторые перекладывали ответственность на эпарха и его стражу. Когда же василевса подняли с ложа, тот вдруг решил сперва помолиться. Он направился в храм, оставив чиновников растерянности.
Скоморох украдкой покинул порядки своих земляков, когда те бросились на приступ злосчастного дома. Он успел прошмыгнуть в город, и уже будучи в безопасности, оглядываясь за спину, видел, как к воротам подходили отряды ночной стражи. Тревога за судьбу товарищей призывала его повернуть назад. Он даже остановился на миг в раздумьях. Но, мотнув головой, продолжил путь.
В самом Константинополе было относительно спокойно. Крупных стычек здесь не велось. Обыватели попрятались по домам. Патрули отступили к Преторию, укрылись за стенами многочисленных дворцов, храмов или в башнях стены. Они ожидали подкрепления. Предоставленные сами себе сумконоши разбойничали без злобы, повинуясь больше стихийному порыву, чем гневу. Мелкие их шайки разбегались по переулкам, сея смуту криками и кое-где поджигая дома.
Скоморох размашисто шагал через город, постепенно удаляясь от заварушки. Он миновал площадь Тавра и выбрался на Месу. Сюда беспорядки пока не добрались. Латинские кварталы за его спиной полыхали заревом, а здесь, на другом краю города, по-прежнему продолжалась обычная вечерняя жизнь: народ с пьяными песнями покидал трактиры и разбредался по домам, вельможи возвращались от любовниц, чтобы успеть на супружеское ложе.
Но вот Скоморох увидел Деда с каким-то сорванцом. При помощи увесистого камня они высадили окно богатого дома и, раздув огонь, бросили внутрь несколько пылающих комков промасленного тряпья. Не успели повстанцы добежать до угла, как из дома потянулась струйка дыма. Затем полыхнул огонь. Главная улица стала быстро пустеть.
Скоморох добрался до знакомого дома с розовыми глыбами в основании и дважды стукнул кольцом. Бресал открыл сразу, словно дожидался за дверью.
– Что в городе? – спросил он, принюхиваясь к слабой ещё дымке.
– Горит город, – сказал Скоморох.
Колдун удовлетворённо кивнул.
– Заходи. Сыграем кон-другой в фидхелл.
Когда хозяин повернулся спиной, чтобы задвинуть засов, новгородец выхватил из-под плаща кинжал и вонзил колдуну под лопатку. Это был тот самый кинжал, которого хватился Ушан. Скоморох стащил его ещё в гавани, памятуя оброненные некогда Соколом слова, что это оружие ковалось против чародейского брата.
Он попал в сердце. Однако колдун умер не сразу. Успел развернуться и заглянуть убийце в глаза. Его взгляд наполнялся болью, а под самый конец озарился догадкой.
– Петра, – прошептал Бресал и умер.
Ночная стража взялась за работу. Несколько отрядов прошлись по улицам очищая их от повстанцев, однако большую часть войск власти направили на уничтожение очага восстания. Латинские кварталы оцепили, ворота заперли, на стены вывели полные сотни.
Трифон, почуяв, что западня вот-вот захлопнется, собрал своих парней вместе на каком-то перекрёстке. От отряда уцелело чуть больше половины. Остальные частью погибли, частью отбились, увлекшись погромами. Зато к сумконошам пристало полсотни освобождённых гребцов.
– Ну, вот что, парни, – сказал Трифон. – Слышите, на воротах трубят? Это по наши души. Стало быть, пора драпать. Но как? Через стены нам не пробиться. Вдоль берега отходить опасно – перестреляют сверху как кур. Потому остаётся одно…
Слаженного удара на порт латиняне не ожидали, считая, что повстанцы уже давно рассеялись по городку. Внушительная толпа, ведомая Трифоном, легко смяла охрану и ворвалась на причалы. Гребцы, зная толк в кораблях, указали предводителю на небольшой дромон. Его и захватили.
Бывшие рабы с невиданным до сего дня воодушевлением похватали вёсла и доказали, что зов свободы куда весомей кнута и цепей. В погоню бросилось около дюжины лодок и кораблей, но догнать беглецов не удалось никому.
Перелетев пролив как на крыльях, они высадились чуть западнее Галаты. Там, бросив корабль, скрылись в оливковых рощах и предместьях, надеясь переждать день-два, пока страсти улягутся.