Сон кельта. Документальный роман

В Кокильятвиле Роджер Кейсмент нанес визиты трем бельгийским судьям, но приема добился только у одного. Двое других под благовидными предлогами отказали. Зато мэтр Дюваль, тучный и напыщенный господин лет пятидесяти, облаченный, несмотря на жару, в сюртук поверх жилета с часовой цепочкой и сорочки с крахмальными манжетами, провел его в свой скромно обставленный кабинет и угостил чаем. Выслушал учтиво, то есть не перебивая. Время от времени утирал обильно текущий пот давно уже мокрым платком. И со скорбным лицом кивал в такт тому, что рассказывал консул. Потом попросил изложить все это на бумаге. Для того чтобы, пояснил он, суд мог открыть дело и начать расследование всех этих прискорбных обстоятельств. Хотя, добавил он, с задумчивым видом взявшись за подбородок, было бы лучше, если бы господин консул направил свой отчет сразу в Верховный суд, находящийся сейчас в Леопольдвиле. Ибо под его юрисдикцией находится вся колония. Если делу будет дан ход, можно рассчитывать не только на то, что положение дел как-то изменится к лучшему, но и на компенсацию семьям пострадавших и им самим. Роджер Кейсмент заверил его, что так и поступит. И удалился в полнейшей уверенности, что мэтр Дюваль пальцем не пошевелит — как, впрочем, и Верховный суд. Тем не менее представить отчет он все же намеревался.

Уже под вечер, когда „Генри Рид“ готовился к отплытию, появился туземец и сообщил, что миссионеры-трапписты очень бы хотели видеть консула. В миссии Роджер застал человек шесть монахов и среди них — отца Юто. Дело же заключалось в следующем: они хотели, чтобы Роджер потихоньку вывез нескольких беглецов, который день прячущихся в монастыре. Все они были из Бонжинда, деревни в верховьях Конго, где „Форс пюблик“ провела карательную операцию столь же сурово, как и в Валле.

Обитель размещалась в крупном двухэтажном строении из камня, глины и дерева и снаружи казалась настоящей крепостью. Окна были закрыты наглухо. Настоятель по имени дон Жезуальдо, португалец родом, был уже очень стар, как, впрочем, и остальные монахи — такие иссохшие и изможденные, что тела их едва угадывались под белыми, с черными наплечниками, сутанами, перехваченными сыромятными кожаными поясами. Послушники были моложе. Но все, включая и отца Юто, напоминали живые скелеты, словно эта худоба была едва ли не отличительной особенностью здешних братьев-траппистов. Света в обители хватало, потому что лишь часовню, трапезную и спальню затеняла крыша. Имелись сад и огород, птичник, кладбище и кухня с большим очагом.

— В чем виноваты эти люди, которых вы просите меня вывезти отсюда втайне от властей?

— Виноваты в том, что бедны, — сокрушенно сказал дон Жезуальдо. — И вам самому это хорошо известно. Вы только что своими глазами видели в Валле, что значит быть неимущим, бесправным и — конголезцем.

Кейсмент кивнул. Разумеется, было бы милосердным деянием оказать траппистам просимую помощь. Тем не менее он колебался. Ему, дипломату, вывозить беглецов, сколь бы неосновательны ни были те причины, по каким их преследуют, было крайне рискованно: это могло бы скомпрометировать Великобританию и совершенно извратить задачу, которую он выполняет для Министерства иностранных дел, — сбор и передачу сведений.

— Можно мне будет взглянуть на них и расспросить?

Дон Жезуальдо согласился. Отец Юто вышел и почти тотчас вернулся с несколькими конголезцами. Их было семеро — четверо мужчин и три мальчика. Левая рука у каждого была отрублена или размозжена прикладом. Ребра и спины — в рубцах от бича; лица иссечены давними ритуальными шрамами. Их вожак, назвавшийся Мансундой, носил головной убор из перьев, а на шее в несколько рядов — ожерелья из звериных клыков. Отец Юто взялся переводить. Когда Бонжинда два раза подряд не выполнила поставки каучука — деревья в округе были уже истощены и давали очень мало латекса, — африканцы из „Форс пюблик“, размещенные в деревне, начали истязать жителей, рубить им руки и ноги. Вспыхнул восстание; одного стражника убили, другим удалось убежать. Несколько дней спустя нагрянул отряд „Форс пюблик“: сжег деревню, причем многие туземцы сгорели в своих хижинах, поубивал жителей, не разбирая, где мужчины, где женщины, а уцелевших увел в тюрьму и в „дома заложников“. Мансунда считал, что спастись удалось только ему и шести его товарищам. Если бы они попались „Форс пюблик“, их постигла бы участь остальных, потому что в Конго восстание туземцев неизменно каралось уничтожением всей общины.

— Ну, хорошо, отец мой, — сказал Кейсмент. — Я возьму их на борт „Генри Рида“ и увезу отсюда. Но — не дальше французского побережья.

— Господь вам воздаст сторицей, господин консул, — отвечал монах.

— Не знаю, не уверен, — сказал на это Роджер. — В данном случае мы с вами нарушаем закон.

— Закон человеческий, — поправил его монах. — И преступаем мы его именно потому, что хотим исполнить закон Божеский.