Сон Лилии

— Ваше королевское величество, вас обманули. Не думайте, пожалуйста, что эти девицы — принцессы…

И он рассказал ему все, как было. Потом опять надел колпак, подошел к рыцарям и, уперев руки в боки, стал смотреть на них, покачивая укоризненно головой.

А сам говорил:

— Ну, ну…

Сгоряча король решил, было, казнить рыцарей, но тут пришло время завтракать, а после завтрака королю захотелось сыграть в шашки. За ним всюду, куда бы он ни отправлялся, возили ящик с шашками. На этот раз шашки, однако, забыли… И придворные уж распорядились, было, послать за шашками гонца в город, но колдун сказал:

— Да чего там шашки!.. Давайте-ка лучше в шахматы. Хотите, я вам сейчас их сделаю?

— Как это так? — спросил король.

— А очень просто… Ведь вы все равно этих повес осудили на казнь — так уж лучше я превращу их в шахматные фигуры…

И не дождавшись, что ему ответит король, колдун стал читать заклинание. Когда он умолк, где только что сидели связанные рыцари и две девушки, оказалась шахматная доска с расставленными на ней фигурами.

Рыцари, их оруженосцы и лошади превратились в шахматных коней, офицеров, солдат, а девушки в королев.

Как зеницу ока берег король эти шашки. Их особенность заключалась в том, что в присутствии колдуна фигуры передвигались по доске сами.

Задумали вы, например, передвинуть офицера на одну клетку вправо и уж смотрите — он там и стоит в клетке направо, задумали сделать иной какой-нибудь ход и, если такой ход вам точно на пользу, то офицер, непременно, передвинется на намеченное место… А если таким ходом вы можете только повредить себе, ни за что не сдвинется. И так и будет стоять, как вкопанный, где стоял.

Вот какие шахматы были у короля.

Правда, совсем уж их подарком колдуна нельзя было назвать, но, разумеется, не будь колдуна, не имел бы король и этих необыкновенных шахмат.

И раз король сказал колдуну:

— Подарил ты мне, братец, шахматы. А вот скоро королевич мой будет именинник — так ты и ему, что-нибудь придумал бы похитрей.

И когда, как раз, на кануне именин сына, услышал он с балкона карканье ворон, то подумал:

— А, наверное, это колдун. Какой-то, интересно знать, подарок везет он королевичу?

Читателю уже известно, какой подарок вез колдун королевскому сыну…

За пазухой его балахона звенели алмазные слезы.

Королевичу было уже двенадцать лет и, собственно говоря, он совсем не нуждался в погремушке.

Более подходящим подарком для него было бы, например, какая-нибудь книга в плюшевом переплете, или фотографический аппарат, или ученый попугай, или еще что-нибудь в этом роде.

Но колдун сказал:

— Погремушка, которую я имею счастие поднести вашему величеству, совсем особенная… Драгоценные камни имеют тоже способность говорить. Конечно, никто не знает языки драгоценных камней, но вы встряхните около уха этой штучкой, ваше величество, и услышите, что заключенные в ней алмазы не просто звенят, а разговаривают между собою. Не старайтесь узнать, о чем они говорят, разве, например, можете вы понять, о чем щебечут птицы? Но вместе с тем, разве вас не занимает щебетанье птиц?

Я не стану описывать именин королевича. Самое интересное на этих именинах был пирог, доставленный во дворец на телеге, запряженной парой валов. С телеги его пришлось снимать двенадцати королевским лакеям — такой он был большой и тяжелый.

^{Самое интересное на этих именинах был пирог, доставленный во дворец на телеге, запряженной парой волов.}

Если бы на именинах, между прочими гостями, не присутствовал один великан, поступивший незадолго перед тем в королевскую гвардию, то пирога так бы и не съели. Великан очень помог в этом деле: он прямо засунул в рот половину пирога.

Получив от колдуна погремушку, королевич так уж с ней никогда и не расставался.

Ему, и правда, чудились какие-то слова, когда он ее встряхивал у себя над ухом и алмазы звенели. Он закрывал глаза и прислушивался.

И казалось ему — кто-то о чем-то глухо и невнятно кричит в погремушке, или стонет, или что-то поет тоскливое… Но звон алмазов заглушал этот стон, или крик, или песню.

Как будто кто-то сказал алмазам:

— Вы должны смеяться звонко и весело.

А им было тяжело и тоскливо и хотелось плакать…

И они смеялись и звенели и все-таки сквозь смех блестели слезы.

Королевич показывал погремушку отцовским придворным, пажам и министрам, и пажи, и придворные, также как он, закрывали глаза и встряхивали погремушкой над ухом.

^{Королевич показывал погремушку отцовским придворным.}

Но они все говорили:

— Какая музыка…

Должно быть у них был плохой слух или это уж так устроил колдун — что королевич мог слышать то, чего не слышали другие.

Когда, прищурив глаза, они говорили: «Какая музыка» — они это говорили от чистого сердца: звон алмазов им казался необыкновенно мелодичным и приятным.