Сон на золе

Как ни странно, внутри, у спуска с насыпи, меня никто не ждал. Оба солдата куда–то бесследно пропали. Я чуть не совершил глупость, и не позвал их в голос, но вовремя спохватился. Меня остановил кровавый смазанный след на земле, которого еще пару минут назад не было. И только потом я расслышал отдаленные крики и ругань. Перехватив оружие поудобнее, я поспешил к их источнику, углубившись в боковые тоннели.

Не знаю, откуда взялось разом четыре догмата, но их было не сложно определить по жутким жилетам. Почему «бригадиры» явились без подручных, оставалось под вопросом. Как и факт того, что на этих сектантах я не наблюдал и следа синих пятен.

Два догмата теснили Хоттабыча: у одного в руках мелькали ножи, второй орудовал заостренной на конце трубой. Чуть поодаль ворочался на земле третий. Шипованная дубина Браса разворотила ему челюсть, да и лицо в целом. При этом сектант не орал, и даже силился встать.

Сам же солдат лежал рядом, в нескольких шагах, в полной безсознанке. На его голове виднелся окровавленный след. Похоже четвертый догмат смог его достать. Что важнее, сектант как раз прицеливался своей железякой, чтобы довершить начатое. Времени думать не было. Я вскинул арбалет, надеясь, что с пятнадцати шагов не промахнусь. Тренькание тетивы совпало с вершиной взмаха догмата. Стальной болт вошел гаду чуть ниже подмышки, толкнув в сторону и мешком повалив на пол.

Окликать Хоттабыча не решился — побоялся отвлечь в решающий момент. Пока я пытался перезарядить арбалет охваченными внезапным тремором руками, легко раненный офицер продолжал отбиваться сразу от двух противников, и делал это, к слову, довольно успешно. Догматы были сильнее, не чувствовали боли, но у них не было военной подготовки, и искусству рукопашного боя их тоже явно никто не учил.

Хоттабыч сместился в сторону, заслонившись одним противником от другого. Увернулся от прямого тычка ножом, и мощным ударом перископической дубинки переломал сектанту предплечье. Потворно вильнув, солдат ушел от прогудевшей в воздухе трубы, снова поставив догматов в невыгодную позицию. Следующий удар опять пришелся по уже раненному сектанту, на этот раз раздробив коленную чашечку. А стоило только противнику просесть на пол, как он тут же схлопотал удар по голове.

Это не прошло безнаказанно, и сам Хоттабыч пропустил мощную подачу в бок. Я подозревал, что без перелома пары ребер там не обошлось. Но, выругавшись, офицер обрушил на второго догмата такой град ударов, что у того не осталось и шанса. Последними взмахами бородач метил исключительно на голову, явно намереваясь отправить сектанта на тот свет. Вот только в этот момент каким–то чудом поднялся первый догмат. Сектант все также сжимал нож и твердо стоял на своих двоих, хотя простой человек едва ли так бы смог из–за адской боли. Я видел гада, а вот офицер — нет.

— Хоттабыч, сзади! — крикнул я, одновременно прицеливаясь.

До цели было всего–то десять шагов. Не знаю, кто больше виноват: мой мандраж, из–за которого арбалет предательски плясал в руках, или же догмат, на удивление резво рванувший с места, но факт в том, что я промахнулся. Арбалетный болт чиркнул спину сектанта по касательной, не причинив ощутимого вреда. А вот сектант причинил. Офицер успел обернуться, но заблокировать нож не смог. Клинок вошел ему под ребра, выбив весь дух.

Но бородач видал в жизни всякое дерьмо, поэтому покрепче сжал руку противника, а сам врезал рукояткой дубинки сектанту в глаз. Брызнула кровь, затем хрустнул разбитый нос, и мощный удар в висок довершил работу. Но, даже умирая, эта сектантская падла умудрилась провернуть клинок. Хоттабыч взвыл, отпрянул, выдернув клинок, и тут же опрокинулся на спину.

Я подскочил к нему, помог зажать рану. А что толку? Будь у меня хоть целый склад медпрепаратов, я едва ли бы смог ему помочь. Солдат умирал, причем стремительно. Сквозь мои крепко сжатые пальцы сочилось слишком много крови. Наверняка были повреждены внутренние органы.

Спустя какие–то считанные секунды, я сидел над уже почившим офицером. Кем он мне был? Никем. Случайным встречным, потенциальным проводником в Узел. Так чего же мне тогда так хреново?

А еще, всего минуту назад, я сам отнял человеческую жизнь. Глянув на свои ладони, полностью залитые до сих пор горячей, очень темной кровью Хоттабыча, я поднялся на ватных ногах, сделал пару шагов в сторону, и согнулся в пустых рвотных спазмах.

Так бы тупо и стоял, даже когда отпустило, если бы догмат с разбитой челюстью не начал что–то хрипеть. Он заляпывал пол кровью и ползал на четвереньках, пытаясь подняться. Накатившая волна обжигающей злобы подтолкнула меня к нему с единственным желанием: подхватить шипованную дубину и забить мразоту до смерти. Но в последний момент в груди что–то кольнуло, и я просто впечатал его сапогом по окровавленной морде, лишив чувств.