Сон негра

У меня в руке горит листок бумаги. Я осматриваюсь. Край стола. Помятый листок. Другая бумага. Ручка. Стул. Пол. Стена. Очертания ковра. Там далеко проступает дверной проем. Саму дверь разглядеть уже не могу. Делаю шаг к ней – все равно не видно. Огонь догорает, гаснет. Тени стекают на стены. Руке становится горячо.

Еще шаг. Истошный визг. Обрывается. Я вступил во что-то мягкое. Отдергиваю ногу. Огонь обжигает руку, и я выпускаю лист.

Скулит. Белый. Кажется, совсем маленький. Крошечный. Он хрипит и плачет. Тельце расплющено: щенок. На нем полощется свет от затухающего на полу дребезжащего огонька.

Бумага сгорела, темнота схлопнулась. Я обхватил себя руками, сжался и остался стоять. Меня нет. Я не дышу даже. Совсем нет.

Щенок молчит. Проходит сколько-то времени. Мне надо выдохнуть. Как можно тише. Тише. Только без звука. Воздух трется о воздух. Слишком громко. Теперь надо вдохнуть.

Плачь.

Снова выдохнуть. Выдохнуть. Беззвучно.

Скулит прерывисто. Я медленно сгибаю колени. Сажусь на корточки. Подношу руку к лицу. Закрываю ладонью глаз. Ничего не меняется.

Я примерно помню, где лежал щенок: писк дает ориентир. Протягиваю туда руку. Как можно медленнее опускаю. Еще медленнее. Мне хочется спрятаться под стол. Еще медленнее. Шершавый бетон. Веду пальцами влево – только бетон. Вправо – мягкое. Я вздрогнул и отдернул руку. Вдох-выдох. Попытался вернуть руку обратно. Снова бетон. Поводил в стороны – ничего. Где он?

Шарю рукой, медленно сдвигая ладонь по дуге. Теплое, мягкое. Кажется, на полметра левее. Я встаю на колени, подползаю ближе, не отрывая руку от щенка. Его тельце бьет дрожь, он прерывисто скулит. Я нащупываю пальцами его задние лапки. Крошечные. Провожу руку вдоль тельца. Оно распластано по полу, раздавлено. Палец натыкается на что-то острое в шерстке, щенок взвизгивает и плачет от боли. Меня так колотит, что я втягиваю голову в плечи и закрываю руками уши. Замолчи, пожалуйста! Замолчи. Я не знаю, как тебе помочь. Как? Как ты тут оказался?

Он не отвечает, только все скулит. У меня внутренности выворачиваются от этого звука. Я еще раз нащупываю его, его голову. Чувствую, как он слабо шевелит ей и передней лапкой. Что-то шершавое, мокрое касается пальцев. Это невыносимо. Я бы закричал, но не могу даже вздохнуть. Сжимаю пальцы вокруг его головки, проворачиваю – тельце поворачивается следом, щенок громко кричит. Невыносимо. Я хватаю его тело второй рукой, истерично скручиваю в другую сторону. Умри! Пожалуйста, умри уже! Только не кричи! Я трясу и дергаю щенка изо всех сил в разные стороны, пока не чувствую, что у меня в руках только трупик: тельце мякнет и обвисает.

В ладонь впились обломанные ребрышки. В пальце пульсирует боль. Но это все успокоение после его крика. Пусть хоть всегда так. Пусть.

Укладываю мертвого щенка на руку и ощупью отползаю туда, где, мне кажется, должен быть матрас. Холодный шершавый бетон. Шаг, другой. Еще. Не могу нащупать. Надо добраться до стены, любой. Там уже сориентируюсь. Еще шаг. Два. Три. Ничего. Потянуло сыростью. Я продвинулся еще вперед, и рука оперлась на что-то податливое, мягкое и мокрое. Земля. Или навоз. Может быть, я влез в компостную яму, и даже не чувствую уже запаха.

Здесь я не могу похоронить щенка. Дальше сапоги вязнут в месиве, приходится встать и выдергивать их по очереди. Они с чавканьем возвращаются ко мне. Пару шагов назад – снова бетон. Разворачиваюсь влево. По моим представлениям я должен был бы упереться в стену на расстоянии вытянутой руки. Действительно нашариваю что-то шершавое, твердое, покрытое глубокими бороздами. Провожу ладонью – крошится. Я знаю это ощущение. Царапает кожу, сыплется. Кора дерева.

Подбираюсь вплотную – нога вновь вступает во что-то мягкое, упругое. Я осторожно опускаюсь на корточки, глубоко дышу, успокаиваю себя, но дрожь возвращается. Боюсь, что снова наступил на животное, но это только матрас. Где-то в нем разрыв. Сквозь него поролон вылезает.

Я опускаюсь на матрас. Он весь пропитался влагой. Моя одежда тоже мокнет, но здесь тепло. Даже дышать тяжко. Душно.

Держа руку на дереве, чтобы не потерять единственный ориентир, я устраиваюсь на матрасе полулежа. Кладу трупик рядом и исследую периметр своего плота. Он покачивается, будто под ним только вода и никакой суши. Свободная рука и правда черпает только воду. Но как же тогда торчит дерево прямо тут?

На меня нападает скука. Чем себя занять? Чернь вокруг. Ни бумаги, ни ручки. Я помню, что листок остался на столе. До него можно дотянуться с матраса рукой. Хотите проверить мои бумаги? Конечно-конечно. Но сколько я ни шарю – пустота. Только матрас опасно накреняется, топит в воде углы, когда я облокачиваюсь на край. Бульк. Бульк.