Сон негра

Я киваю ему. Он кивает в ответ, но с места не двигается. Автомат на ляжках пристроил и как бы невзначай на меня стволом указывает. А я даже не вижу – чувствую, как его палец поглаживает спусковой крючок, почти слышу приятный потный скрип кожи по гладкому металлу.

Не буду дергаться: зачем нервировать человека? Смотрю на свои руки – они белые, кожа бледная, и сама почти сияет под жарким солнцем. Ногти аккуратные, полумесяцами, только на больших пальцах как когти длинные. Ни грязи под ними, ни царапин на коже.

Развожу ладони веером, чувствую, как к каждому пальцу нити невидимых паутинок тянутся. Приятно быть Белым.

Смотрю на босые ноги: и с ними так же. Пальцами на ногах шевелю, каждым по очереди, потом всеми сразу. Колени сгибаю-разгибах, кистями вращаю. И столько силы в моем теле! В каждой мышце разливается жизнь. Тело чувствую, как весь мир, да оно и есть этот лес, никакой границы. Мышцы сжимаются, связки тянутся, цветы на гибких стеблях раскачиваются.

Но пора бы, пожалуй. Как тут не прекрасно, надо до темна до основ добраться. Куда и зачем мы идем – не знаю. А в то же время будто и знаю, и сам провести туда могу.

Поднялся на ноги, отряхнулся. Чувствую, как пружинят послушно ноги. Ни один сустав не скрепит, в голове ясная тишина, и все я воспринимаю, кажется, не словами, а как-то проще. И ни один голос говорить не смеет. И мне даже засмеяться хочется, как глупо это, что кому-то вообще приходит в голову на бумажках писать слова: поэзия – зачем она?

Зачем слова, когда все так красиво в мире и связано. И куда ни посмотри – везде найдется прекрасное. И как глупо марать красоту словами!

Я мотнул головой, подзывая Дубровского. Он еще настороженно слез с валуна, но автомат убрал. Я повернулся к нему спиной и зашагал в папоротниковую чащу по мягкому мху. Он постоял немного нерешительно, но быстро догнал меня, пристроился рядом. Косится. Чую: что-то сказать хочет. И даже точно знаю, когда начнет. Нить от него идет ко мне, я чувствую, как бурлит в нем котел любопытства. Вот-вот прорвется, но пока себя держит, старается.

Я посмотрел на него, и спокойствие передал, ободряюще ему улыбнулся: пусть говорит человек, пусть.

А он тревожится, не понимает, но молчит. В глаза мне заглянул на миг, вздрогнул и отвел свои подальше. Что-то напугало его там.

Мы углубились в чащу. Лианы опутали стволы, тут и там на них причудливые несимметричные цветы распустились. У лиан своя паутина, у меня своя. Идти нам не так уж долго. Сейчас только заговорит Дубровский – и сразу почти придем, куда бы ни шли.

Я лианы раздвигаю руками, а козлоногий путается. Копыта ему мешают, автомат свой зачем-то тащит. Поможет тебе разве, когда там, впереди, нас такое ждет? Глупенький.

Ну да пусть тащит, раз нравится. Хочется ему себя ощущать в безопасности. Хотя что тут опасного? Такой лес красивый, а мы на подвиг идем. Сам же сказал, что взрывать основы, а теперь пыхтит, потеет. От него страхом пахнет – даже нюхать не надо, чтобы учуять.

– Что с тобой сделалось? – наконец, спрашивает.

Улыбаюсь ему, а он отводит сразу глаза. Быстрым таким движением, будто я ему крест показал или вскрытую язву.

– Не делай так, – ворчит мрачно в свою рыжую бороду.

А лианы его за железку цепляют. Ну намекают же прямо: не нужна, не поможет. Что тебе, разве лес хоть раз плохо советовал? А еще местный житель. Обычаев не знает, в лесу как чужой. Ощетинился своим автоматов, будто вокруг все еще стадо свиней. Вон в птичек гранату кинул. Выдумают же люди иногда себе трудности. А этот и не человек даже вроде, полузверь. Ему вдвойне стыдно должно быть за такие замашки.

– Не делай, говорю! – и снова от моего лица свой взгляд отводит.

Нервный какой.

Я чуть вперед вышел, чтобы он моих черно-белых глаз не мог видеть. Боится моих глаз, ну а что я сделаю, если они дрожат? Бегают туда-сюда. Тик-так, тик-так, это я свою паутинку простукиваю. Где белка пробежит, где жизнь зарождается между зайцами, а где Пташка на ветке сидит, наблюдает за нами и тоже тик-так глазками…

Но вот и пришли. Коль мне ветер напел вольных песен напев об этом местечке, то вот оно.

Каменная пирамида, стены уже сдают перед напором тугих извивающихся корней. На каждом ярусе деревья растут и гигантские папоротники. Корни стекают до земли уступами. Лианы всех вместе связывают, и пирамида уже горой кажется.

Вижу шесть ярусов. Первый – могучий, из земли прорастает на несколько этажей вверх. Самый массивный. На нем надстройки все меньше и меньше. Темный коричневый камень. Старый, как сам этот лес – чувствую. А, может, и старше леса.

Нам войти надо. Там и цель будет. Что ищем, то и найдем. Правда, мой козлоногий друг? Он тоже чует. Да и специально меня ведь сюда привел. И все в глубине души своей знает, что дальше будет. Ему и птицы это рассказать успели, пока он не начал гранатами швыряться.

– Что с тобой, а? – сухо блеет, а голос дрожит, сдает его с потрохами. – Че ты весь белый, Шайтан?