Сон «Святого Петра»

— Ну, как можно отказаться от эксперимента, когда он, собственно, и есть мой главный свадебный подарок?! — воскликнул Дмитрий. — Видите ли, Наденька, отец Досифей, сам в прошлом моряк и даже портартурец, любезно разрешил нам установить в храме аппаратуру. Конечно, не без риска для своего положения… Но мы, кажется, ни разу не подвели его. Все опыты мы проводим по ночам… Это наша общая тайна… Дело в том, что церковь стоит высоко на скале и обращена к морю так, что ее своды, словно огромная каменная раковина, вбирают в себя неслышимые нами звуки…

Все невольно посмотрели туда, где на обрывистом утесе белели апсиды форосского храма.

— Да, да, у моря есть свой голос, — прервал его Николай. — Он начинает звучать, когда ветер проносится над волнами. Получается своего рода огромный орган, который за сотни и тысячи миль предупреждает, к примеру, дельфинов или чаек о приближении шторма, непогоды. Наши уши, увы, слишком несовершенный инструмент, чтобы слышать эту «мелодию». Но вот наше тело, грудь, сердце, череп — все это внимает голосу моря… Впрочем, тут уж судить не мне, а господину приват-доценту, — кивнул Николай на брата.

— Николай прав. Но я не владею столь живым слогом. Боюсь, Надежде Георгиевне и без того наскучили все эти разговоры об опытах, экспериментах, аппаратах…

— Нет, нет! Продолжайте!.. Мне очень интересно. В самом деле!

— Тогда прошу подняться на второй этаж…

В просторном солярии стояли шесть плетеных оттоманов! На них лежали спящие люди: две пожилые особы, совсем юная девушка, два бородача и паренек лет семнадцати. — Можете разговаривать громко, — разрешил доктор. — К сожалению, вы их не разбудите. Вот эта женщина спит уже четвертый год, девушка — второй… Молодой человек рискует состариться не просыпаясь… Летаргический сон подобен смерти при жизни… Глубинные неврозы. Механизм этих явлений пока еще недоступен науке. Но мы с братом надеемся все же пробудить этих несчастных, вернуть их к жизни. У нас могущественный союзник — море. Надо только найти с ним общий язык…

Дальнейшие пояснения доктор давал по пути в храм на скале.

Все четверо с трудом взбирались по узкой крутой тропе. Порывистый ветер трепал их одежды. Надежда придерживала подол длинного платья, и точно так же, невольно копируя ее, придерживал отец Досифей свою рясу. Братья, глядя на них, не смогли удержаться от улыбки.

— Так вот, — продолжил приват-доцент, — поскольку мы, люди, эволюционно вышли из моря и даже носим в своей крови его солевой состав, то, как бы далеко ни расселялись по суше, сохранили со своим пращуром — Океаном — биологическую связь. Наши сосуды, сердце и прежде всего нервы, психика — очень отзывчивы на голос моря.

— Но почему же мы не слышим его? — спросила Надежда — невеста Михайлова.

— Да потому что море говорит с нами на очень низких частотах. Представьте себе орган, у которого басовый регистр сделали таким высоким и длинным, что вместо ревущего баса не слышен не только могучий рев, гул, а просто остается лишь ощущение тягостной тревоги. Вот это и будет неслышимый, но реально воздействующий на вас иерозвук.

— Мы назвали его так, — перебил брата старший лейтенант, — в честь легендарной иерихонской трубы, от звука которой рушились стены крепостей.

— В сильные бури иерозвук распространяется далеко от моря. Он проникает сквозь самые толстые стены и, неслышимый, заставляет людей, казалось бы, беспричинно тосковать, беспокоиться, слабых душой сводит с ума, а то и вовсе заставляет наложить на себя руки. И это не предположение, а статистика фактов.

— Глас моря — глас божий, — назидательно вставил свое слово Досифей. — Море сиречь ипостась Господа, и потому оно разумно карает грешников…

Он достал из-под рясы связку ключей и стал открывать дверь в трапезную.

— Погодка что надо, — сказал Михайлов, оглядывая быстро несущиеся облака, которые едва не цеплялись за крест храма. — Море со стороны Босфора расходилось. Иерозвук нынче пойдет мощный.

Братья вынесли из церковного амбара два больших улиткообразных медных раструба и установили их в трапезной, направив аппараты на алтарь.

Смеркалось. Отец Досифей возжег лампады и свечи.

Приват-доцент вместе с братом настраивал аппаратуру и кое-что по ходу дела пояснял Надежде Георгиевне:

— У этого храма необычная акустика. Мастера придали сводам пропорции морских раковин-волют, и потому он, как огромное параболическое зеркало, ловит иерозвук и даже фокусирует его. Фокус находится вон там…

Дмитрий Николаевич показал на алтарь, где отец Досифей, влезший на стремянку, зажигал лампады перед образами.

— Я бы хотела ощутить иерозвук на себе! — воскликнула девушка.

— Увы, женщина не имеет права вступать в алтарь, — развел руками приват-доцент. — Отец Досифей не допустит такого святотатства. Он и так чересчур к нам благоволит. Правда, не без пользы для себя. Если иерозвук пробудит наших больных, а мы на это очень рассчитываем, то, сами представляете, какая слава пойдет о храме. Чудодейственное исцеление со всеми вытекающими отсюда приятными для причта последствиями.