А тут еще пришло время снятия траура, все уехали и обязанность приглашать врачей возложили на Цзя Юня. Дома у Цзя Ляня никого не было, поэтому пришлось пригласить Ван Жэня, тем более что Цяоцзе, которая дни и ночи оплакивала мать, тоже заболела. Вновь наступили для обитателей дворца Жунго тяжелые дни.
Окончилась церемония снятия траура, все возвратились домой, и госпожа Ван первым делом пошла навестить Баоюя. Он лежал без сознания. Госпожа Ван заплакала и, не зная, что делать, поспешила к Цзя Чжэну.
— Врач говорит, что Баоюю уже не помогут никакие лекарства, — сказала она. — Надо готовиться к похоронам!
Цзя Чжэн тяжело вздохнул, пошел поглядеть на сына и, убедившись, что госпожа Ван ничуть не преувеличивает, приказал Цзя Ляню сделать соответствующие распоряжения.
И Цзя Лянь снова стал думать о том, где раздобыть денег.
В это время в комнату с криком вбежал мальчик-слуга:
— Второй господин! Беда!
— В чем дело? — тараща глаза на слугу, спросил перепуганный Цзя Лянь.
— У ворот стоит какой-то монах, — стал рассказывать мальчик, — в руках у него яшма, которую когда-то потерял второй господин Баоюй, он требует за нее десять тысяч лянов серебра!
Цзя Лянь плюнул в лицо слуге.
— Я думал, важное дело, а ты лезешь со всякими пустяками! Неужто не помнишь, как нам однажды пытались подсунуть какую-то яшму?! А сейчас никакая не нужна. Ведь Баоюй умирает!
— И я так сказал монаху, — возразил мальчик. — Но он уверяет, что если ему заплатят, второй господин Баоюй тотчас выздоровеет!
Во дворе послышался шум, прибежали слуги.
— Монах ворвался в дом! Мы не могли его задержать!
— Да что же это творится? — вскричал Цзя Лянь. — И вы не вышвырнули его вон?
Вышел Цзя Чжэн.
В это время из внутренних покоев донеслись вопли:
— Второй господин умирает!
И тут убитый горем Цзя Чжэн услышал голос монаха:
— Если хотите, чтобы он жил, платите деньги!
«Когда-то Баоюя вылечил точно такой же монах, — вспомнил Цзя Чжэн, — может быть, и этот его спасет? Надо заплатить! А вдруг это не та яшма?»
И Цзя Чжэн решил прежде убедиться, что монах и в самом деле может сотворить чудо. Он велел пропустить монаха, и тот, даже без приветственных церемоний, со всех ног бросился во внутренние покои.
— Ты куда? — пытался удержать монаха Цзя Лянь, схватив его за руку. — Ведь там женщины!
— Но я могу не успеть, — отвечал монах на ходу. Цзя Лянь едва поспевал за ним, крича:
— Все прячьтесь! Монах идет! Потом будете плакать!
Но госпожа Ван и остальные женщины так рыдали, что ничего не слышали. И лишь когда Цзя Лянь, продолжая кричать, вбежал в комнату, они обернулись, увидели рослого монаха, заволновались, но спрятаться не успели.
Монах между тем устремился прямо к Баоюю. Баочай поспешила скрыться, а Сижэнь, глядя на госпожу Ван, продолжала стоять.
— Благодетель мой, я принес твою яшму! — объявил монах, перекинув яшму с ладони на ладонь. — Скорее несите деньги, и я спасу его!
От испуга все словно приросли к месту. Никому и в голову не приходило, что монах может их обмануть.
— Спасите его, тогда получите деньги, — промолвила госпожа Ван.
— Нет, давайте деньги сейчас! — настаивал монах.
— Не беспокойтесь, мы вам заплатим, только обменяем серебро, — заверила госпожа Ван.
Монах раскатисто захохотал, повертел в руке яшму и, наклонившись к уху Баоюя, тихо произнес:
— Баоюй! Баоюй! Твоя яшма вернулась!
Баоюй приоткрыл глаза.
— Он приходит в себя! — радостно закричала Сижэнь.
— Где моя яшма? — спросил Баоюй.
Монах положил яшму на ладонь Баоюю. Тот крепко сжал ее, поднес к глазам, полюбовался и сказал:
— Как долго я тебя не видел!
Все вне себя от счастья стали поминать Будду, особенно Баочай, совершенно забывшая о монахе. Цзя Лянь, убедившись, что Баоюй и в самом деле пришел в себя, заспешил по делам, но монах схватил его за руку и вышел вместе с ним. Цзя Ляню ничего не оставалось, как отвести монаха к Цзя Чжэну и рассказать все как есть.
Цзя Чжэн бросился к монаху, стал низко ему кланяться, благодарить. Монах в свою очередь совершил приветственную церемонию и сел на стул.
Цзя Лянь с беспокойством подумал: «Он, конечно, не уйдет, пока не получит денег…»
Приглядевшись к монаху, Цзя Чжэн понял, что никогда его не видел, и стал задавать вопрос за вопросом:
— Как очутилась у вас эта яшма? Как ваше драгоценное имя? Почему сын мой ожил, как только вы к нему приблизились?
— Не знаю, — с легкой улыбкой отвечал монах. — Дайте мне десять тысяч лянов серебра, и покончим с этим делом!
— Деньги сейчас принесут, — коротко ответил Цзя Чжэн, возмущенный бесцеремонностью монаха.
— Скорее! — требовал монах. — Мне пора уходить!
— Прошу вас, почтеннейший, погодите немного, — попросил Цзя Чжэн, — позвольте мне сперва взглянуть на сына!
— Хорошо, идите! Только не задерживайтесь! — согласился монах.
Цзя Чжэн прошел во внутренние покои и молча приблизился к кану. При появлении отца Баоюй хотел встать, но мешала слабость.
— Лежи! — бросившись к сыну, приказала госпожа Ван.
— Яшма ко мне вернулась, — с улыбкой произнес Баоюй, протягивая яшму отцу.