Сон в красном тереме. Т. 3. Гл. LXXXI — СХХ.

Скоро у Баоюя и Цзя Ланя экзамены, пусть хорошенько готовятся! Особенно Баоюй. Непременно передайте ему мой наказ.

Чувствую я себя хорошо, так что не беспокойтесь! Вернусь не скоро».

Далее следовало число и приписка: «Цзя Жун напишет вам отдельно».

Госпожа Ван вернула письмо Цзя Ланю и сказала:

— Отнеси второму дяде Баоюю — пусть прочтет, а затем передашь матери.

В это время вошли Ли Вань и тетушка Ли. После обмена приветствиями они сели, и тетушка Ли сказала, что скоро за Ли Ци приедут.

— Вы прочли письмо? — спросила Ли Вань.

— Прочла, — ответила госпожа Ван.

Цзя Лань подал матери письмо, Ли Вань пробежала его глазами и сказала:

— Хорошо, что приедет третья барышня Таньчунь, ведь уже несколько лет она замужем и ни разу у нас не была. Увидимся, и на душе станет спокойней.

— Ты права, — согласилась госпожа Ван. — Я тоже жду ее с нетерпением. Когда, интересно, она приедет?

Тетушка Ли стала расспрашивать, что пишет Цзя Чжэн, ей рассказали, и Ли Вань обратилась к сыну:

— Дедушка Цзя Чжэн беспокоится за тебя. Ведь скоро экзамены! Отнеси письмо дяде Баоюю — пусть прочтет!..

— Как же они могут сдавать экзамены, если давным-давно не ходят в школу? — удивилась тетушка Ли.

— Мой муж, когда служил в должности сборщика хлебного налога, купил для обоих право числиться студентами государственного училища Гоцзыцзянь, — ответила госпожа Ван.

Цзя Лань посидел еще немного, взял письмо и отправился к Баоюю.

Баоюй между тем, возвратившись от госпожи Ван, углубился в чтение «Осенней воды»[83]. Баочай обрадовалась, увидев мужа за книгой, но, взглянув на ее название, расстроилась.

«Ему бы только удалиться от мира и от людей, — подумала Баочай. — Добром это не кончится!»

В то же время она понимала, что Баоюй от своего не отступится.

— Что с тобой? — вдруг спросил Баоюй, поглядев на усевшуюся рядом с ним Баочай и догадываясь о ее состоянии.

— Мы с тобой муж и жена, — отвечала Баочай, — и ты должен служить мне опорой до конца жизни. Одной только близости недостаточно. Слава, богатство, процветание, знатность исчезают как дымок или облачко. Мудрецы древности главным считали поведение человека.

Баоюй отложил книгу и еле заметно улыбнулся.

— Вот ты говоришь о поведении человека, о древних мудрецах, а они учили: «Не теряй чувств, данных тебе от рождения». Но у новорожденного нет ни ума, ни знаний, он не жаден, не завистлив. А мы, словно в тине, с детства погрязли в жадности, тупости, обезумели от любви. Как уйти от всего этого? От мирской суеты? Только сейчас я понял смысл изречения древних: «Жизнь проходит в разлуках и встречах». Но о нем позабыли. А уж если говорить о поведении человека, то никого нельзя сравнить с новорожденным!

— Но под врожденными чувствами, — возразила Баочай, — древние мудрецы подразумевали верность долгу и сыновнее послушание, а вовсе не стремление бежать от мира. Яо, Шунь, Юй, Чэн Тан, Чжоу-гун и Кун-цзы всегда стремились помочь народу и спасти его от страданий, поэтому, говоря о врожденных чувствах, они имели в виду «нетерпимость к жестокости». Если же истолковать это выражение, как толкуешь его ты, выходит, что мудрецы поощряли уход от общества и семьи! Но ведь это не соответствует истине!

— Яо и Шунь никогда не принуждали Чао Фу и Сюй Ю делать то-то и то-то, а У-ван и Чжоу-гун не заставляли Бо И и Шу Ци поступать так-то и так-то, — начал было Баоюй, но Баочай его перебила:

— Почему же тогда мудрецами считают Яо, Шуня, Чжоу-гуна и Кун-цзы, а не Чао Фу, Сюй Ю, Бо И или Шу Ци? Бо И и Шу Ци жили в конце правления династии Шан-Инь, терпели лишения и потому бежали из родных краев. А мы живем при самом мудром и просвещенном правителе, деды наши одевались в парчу, ели самые изысканные яства, с самого рождения тебя любили все — и бабушка, и мать, и отец. Вспомни об этом и подумай о том, что говоришь!

Вместо ответа Баоюй рассмеялся.

— Тебе больше нечего возразить, — сказала Баочай. — Хорошенько подумай над моими словами и усердно готовься к экзаменам, если хочешь завоевать первое место. Пусть даже ты на этом и остановишься, все равно можно будет считать, что ты не зря пользовался добродетелями предков и милостями Неба!

— Быть первым?! — со вздохом произнес Баоюй. — Это нетрудно. И вообще «на этом и остановишься», «не зря пользовался» — это все мне подходит. Я и сам так думаю.

Баочай хотела ответить, но в разговор вмешалась Сижэнь:

— Вторая госпожа, я ни слова не поняла из того, что вы говорили о древних мудрецах. С малых лет я прислуживаю второму господину Баоюю. Немало он мне доставил волнений. Заботиться о нем я, конечно, должна, но ему надо бы это ценить. И к вам относиться с благодарностью, хотя бы за то, что вы так почтительны к его родителям. А небожителей и святых, по-моему, просто придумали. Разве видел их кто-нибудь? Кто может, к примеру, знать, откуда явился хэшан, который второму господину Баоюю голову заморочил? Второй господин, ведь вы человек ученый! Неужели верите этому безумному монаху больше, чем отцу с матерью?

Баоюй опустил голову и молчал. В это время кто-то спросил, подойдя к окну:

— Второй дядюшка дома?