Побродив по дворцу, Виктория вернулась в свою коморку. Если она перестала бредить и Анна Леопольдовна действительно арестована, значит, теперь её, Викторию Чучухину, от Слеповрана защитить будет некому. Вероятно, позавчера черный кот разбил зеркало пустым ведром. Не успела Вика решить, что ей делать в новых обстоятельствах, как её вызвали к Елизавете Петровне.
Цесаревна, а теперь уже императрица, сидела в бывшей спальне Анны Иоанновны. Елизавета была воодушевлена успехом последних дней и буквально излучала ликование. Она не ожидала, что так легко, без единого выстрела, власть упадёт ей в руки.
— Ну, проходи, чего в дверях жмёшься, — лучезарно улыбнулась Елизавета Петровна. — Ты, коли, завтрашний день видишь, говорила своей Ляпольдовне, что придётся ей корону вернуть?
— Я ничего такого не видела, — честно призналась Виктория и уточнила: — А почему вернуть? Она же её у Вас не брала.
По резко помрачневшему взгляду новоявленной императрицы Вика поняла, что ляпнула, как всегда, не подумав, страшную крамолу.
— Ты язык-то попридержи! — нахмурилась Елизавета. — Мне корона по законному праву, по близости крови к самодержавным родителям принадлежит. Рассказывай, чего видишь про наше правление.
— Всё хорошо сложится, — автоматически, не задумываясь над словами, объявила Виктория, за прошедший год она привыкла произносить эту фразу, — Будет так, как должно быть.
— Ты поясни, что видишь.
— Без комментариев.
— Яснее говори, — ледяным голосом произнесла Елизавета. — Ежели я буду коронована, что станется со мною далее?
— Если бы у бабушки был мотоцикл, она была бы байкером, — Вика не хотела это произносить, но фраза, пугая дерзостью, как-то сама собой сорвалось с языка.
Однако Елизавета не рассердилась, а лишь повторила:
— Ты яснее говори.
— Да не вижу я ничего, — в отчаянье произнесла Виктория. — Мне бы поспать.
Трое суток, проведённых в горячечном бреду, напомнили о себе: кружилась голова, дрожали ноги.
— Вижу, что болеешь, — кивнула Елизавета. — Ступай, после поговорим.
Виктория побрела к себе, хотелось есть и спать. Похоже, что она в непонятном качестве перейдёт к новому двору, едва ли её оставят в статусе камер-фрейлины и жалованье наверняка сократят. Здесь её Слеповран и заполучит, чтобы свои угрозы в жизнь воплотить. Бежать надо, только вот куда?
Раздумья Виктории были недолги. На следующий день огласили манифест об «особливой природной милости» Елизаветы: свергнутый младенец-император с семейством высылался из России на родину своего отца. Едва прослышав про манифест, Вика поняла, что надо срочно искать Мальцева. Но только она вспомнила о своем верном друге, адъютант лейб-гвардии Измайловского сам постучал в дверь Викиной комнатки.
— Как чувствуете себя, Виктория Робертовна. Вы бледны очень. Я Вам варенья малинового принёс, чтоб с чаем пили.
— Спасибо, Сергей Афанасиевич! Малиновое варенье — это именно то, что мне теперь необходимо. А ещё мне надо к Анне Леопольдовне попасть. Вы знаете, как её найти?
— Их во дворце Елизаветы Петровны на Марсовом поле держат, — понизил голос Мальцев. — Токмо к ним никого не допускают. Манифест вышел, что их за границу отправят.
— Мне с ними поехать надо!
— Зачем это? Неведомо, что на чужбине ждёт.
— Зато я знаю, что меня ждёт здесь. Как мне к Анне Леопольдовне попасть?
— Их под стражей держат. Это только Елизавета Петровна распорядиться может. Не надо Вам туда. Поверьте мне, Виктория Робертовна, это история хорошим не закончится.
— Любите Вы негативить. Сейчас пойду к Елизавете, пусть меня тоже командирует с Анной Леопольдовной.
— Это плохая затея, — Мальцев осуждающе покачал головой.
— Это прекрасная затея! Адекватность как схема жизни уже не работает.
Мальцев стал что-то объяснять, но Виктория его уже не слушала, она торопилась к Елизавете, сообщить, что на неё нашло прозрение: если она не уедет с Брауншвейгским семейством, императрицу ждут большие неприятности. При всем безумии этого заявления Вика была уверена, что ей поверят. Елизавета была занята обрушившимися на неё вопросами правления, поэтому вникать в пророчество Виктории не стала, благосклонно кивнула: «Езжай!» и погрузилась в принесённые ей бумаги. Императрица ничего не могла в них разобрать, но с первых же дней показать равнодушие к делам государственным посчитала неприличным.
Когда Виктория появилась перед Анной Леопольдовной, та бросилась к ней с объятиями.
— Я боялась, что мы уже никогда не увидимся, — голос свергнутой правительницы дрожал.
Даже Юлианна заулыбалась:
— Хорошо, Виктория, что Вы поедете с нами.
Вика удивилась: про её якобы «дар» словно позабыли, не попросили рассказать, что их ждёт впереди, впрочем, чего спрашивать? И так всё понятно.
Из дворца привезли вещи, чтобы отобрать нужное в дороге. В распоряжение опальному семейству Елизавета отдала своих слуг.
— Не надо их к сбору вещей допускать: ещё наркотики подбросят или ещё какой беспредел устроят, — тут же посоветовала Вика.
Мысль про наркотики никто не понял, но Анна Леопольдовна распорядилась, чтобы прислуга Елизаветы Петровны вещей не касалась.