Сон в летнюю ночь

— Ефим Никонорович, расскажите о себе. Кто Вы? Откуда родом? Армия — это Ваше призвание или родительский выбор?

Виктория спрашивала, просто чтобы не молчать. Она была уверена, что спутник вновь не ответит, но Кошкаров начал подробно излагать свою биографию. Слушать его было донельзя скучно, Вика хотела уже перебить, с очередным вопросом, но тут на заснеженной дороге появились несколько всадников. Они буквально влетели в деревню. Вика замерла: или их кибитки сейчас вернут или… А вдруг это Слеповран её хватился. В суете первых дней переворота забыл про Викторию Чучухину, носительницу компромата и, по его мнению, тайного агента неизвестно кого, а сейчас Роман Матвеевич вспомнил и погоню за ней отправил.

— Из Петербурга скакали, Преображенского полка, — заметив всадников, прервал свой рассказ подпрапорщик Кошкаров.

— А зачем? Не знаете?

— Кто ж знает. Дело непростое — по приказу государыни государыню везем. Может, в избу пойдёте, куда на постой определили? А то, небось, озябли.

Но Вика ни в какую избу идти не собиралась, она дождётся, когда эти, из Преображенского полка, уедут. Она спрячется. Это не зима, а страх сжимает её в ледяных объятьях, обжигает лицо морозным дыханием.

— Ефим Никонорович, Вы бы сходили, узнали, зачем они приехали. А я Вас здесь подожду.

— А зачем мне знать, чего им надобно? Понадоблюсь — сыщут.

Сыскали их раньше. Служанка Юлианны подбежала к Виктории:

— Потеряли Вас. Пойдёмте скорее. Ох и студёно!

Бежать? Куда бежать? В эти снежные леса к волкам на съедение? Бежать надо в Петербурге. И Мальцева найти. Мальцев теперь на правом берегу Фонтанки, у Невской перспективы квартирует. Мысли о Мальцеве, неожиданно появившись, сразу успокоили. Как он говорит, всё как надо в нашей жизни складывается и всегда идет токмо к лучшему.

— Виктория, куда Вы запропостились? Пора трапезничать, а Вас нет, — этими словами встретила Вику Анна Леопольдовна.

— Спасибо за заботу! — Вика всё-таки была камер-фрейлиной и отвечать её высочеству научилась, но тотчас же добавила: — А эти, что прискакали, они где?

— Они тоже отобедают с нами. Я их пригласила.

— А зачем они приехали.

— О, Виктория, давайте не будем сейчас об этом.

С изгнанной четой Брауншвейгов был отправлен полный штат прислуги: прачки, повара, лакеи, был выдан и запас провизии, который, впрочем, подходил к концу. Стол накрыли в лучшей избе с печью, топившейся по-белому, с деревянными полами. Император Иоанн Антонович восседал за общим столом, на почетном месте под иконами, ему был один год три месяца и семнадцать дней, и ему единственному и сама поездка, и множество новых людей, и присутствие солдат рядом с няньками очень нравилось.

Скоро выяснилась, что погоня была организована Елизаветой Петровной с целью выяснить у изгнанников, где во дворце спрятаны монаршие драгоценности, не успела ли Анна Леопольдовна прихватить их с собой. Был устроен обыск в вещах Анны Леопольдовны и Юлианны. Обсуждали поиск новой императрицей драгоценностей вполголоса, никаких оценок не давая. Но Анна Леопольдовна, никогда не осуждавшая Елизавету, теперь негромко заметила:

— Бабушка Прасковья, царство ей небесное, говаривала: «Всё же выбился зипун в кафтаны».

Сказано было тихо, вскользь, разговор дальше пошёл о дорожных тяготах, о погоде, а Виктория впервые осознала, что Анна Леопольдовна настоящая принцесса, как та, из сказки Андерсена, и никаких горошин не надо подкладывать, чтобы в этом убедиться. Не простит ей Елизавета, что никто принцессе, как ей, Елизавете Петровне, не укажет на мать, полковую шлюху, ведь мать Анны Леопольдовны дочь брата-соправителя, на царство вместе с Петром венчанного царя Ивана. А отец принцессы герцог Леопольд Мекленбург-Шверинский. И хотя убежала из Мекленбурга в Россию с малюткой-дочерью от постылого мужа Екатерина Ивановна, но остались у девочки родственники — представители самых знатных европейских родов. И то, что не стала Анна Леопольдовна унижаться перед Елизаветой, в ногах валяться, о пощаде просить, расценила новая правительница не как кротость, а как высокомерие. Оттого и будет, уже выгнав из Петербурга, догонять, требовать, обвинять, чтобы лишний раз унизить, оскорбить подозрением.

В то самое время, когда Вика погрузилась в такие несвойственные для неё рассуждения, в Санкт-Петербурге императрица Елизавета Петровна решала с «кавалерами своего двора» судьбу Браунгшвейгов. Официально было объявлено, что будут приняты все меры для того, чтобы доставить Анне Леопольдовне и её семейству свободную и обеспеченную жизнь. Бывшей правительнице и её супругу будет назначено ежегодное содержание по сто пятьдесят тысяч рублей (сумма немыслимая по своей щедрости). Со своей стороны Анна Леопольдовна обязалась никогда более не переступать через русскую границу, отречься от титулов императорского высочества и великой княгини и принести императрице присягу на верность за себя и за своего сына. Оглашен был манифест об отправке Иоанна Антоновича в Брауншвейг, Елизавета сама расписалась в неприкосновенности его личности. Но расписки расписками, а дело делом.