Сон в летнюю ночь

Вечерами собирались в пустой комнате казармы, заменившей изгнанникам гостиную. В этой темной комнатушке при дрожащем свете сальной свечи сидели узники, слушая удивительную историю Эдмона Дантеса. Слушали не менее чем в сотый раз: «Граф Монте-Кристо» и «Побег из Шоушенка» стали главными хитами в театре одного актера — Виктории Чучухиной. С каждым исполнением история французского графа обрастала всё новыми подробностями: у замка Иф появлялись детали рижской крепости, а конец романа становился всё счастливее — итогом всех приключений Монте-Кристо становился старинный замок, точь-в-точь такой, как в рассказах принца Антона, что стоит на берегу озера в манящим своей недосягаемостью Брауншвейге. Пожалуй, и Александр Дюма не узнал бы своего творения, сначала превращенного в киноверсию, кое-как запомненную Викторией Чучухиной, и затем с дополнениями и поправками Викой же пересказанную.

— Полковник, а окажись Вы на месте Эдмона, как поступили, когда бы у Вас коварно отняли невесту? — это Юлия Менгден в заточенье стала кокетничать со скучным адъютантом Антона-Ульриха. Больше строить глазки было некому.

Не успел полковник ответить, как Анна Леопольдовна произнесла:

— А ведь происходит всё именно так, как Вы, Виктория, мне предсказывали.

— Что предсказывала? — зазвучал хор голосов.

— И кормлю Иванушку сама, и купаю…

— Когда я Вам этот ужас обещала? — Виктория помнила, что плохих предсказаний никому не делала, не в её правилах.

— Да когда Иванушка родился, а тетушка, царствие её небесное и вечный покой, его к себе в комнаты забрала. Я так хотела, чтобы рядом с моей детская кроватка стояла, вот и попросила Вас ответить, когда же я буду с моим ангелочком проводит всё время.

— Ну и память у Вас, Анна Леопольдовна! — восхитилась Вика. — Не память, а стальной капкан.

— Вы тогда обещали, что саморучно буду кормить и купать младенца. И я обрадовалась, не поняв, что сбудется сие слова в заточении.

Все замолчали. Слово «заточение» было впервые произнесено, но смысл его был присутствующим ясен. Это не остановка на пути в Брауншвейг, это именно заточение. Но было им ещё не ведомо, что по всей стране изымаются и переплавляются монеты с профилем Иоанна Антоновича. Медали с его изображением отнимаются у награждённых и уничтожаются. Тысячи приказов, распоряжений, все официальные бумаги пересматривают педантичные представители Тайной канцелярии. Каждая бумажка, каждая записка, в которой упоминалось имя Иоанна Антоновича, отправлялись на костёр. Пусть имя Иоанна Антоновича превратится в пепел — никакой памяти, всё, что связано с годом правления мальчика-императора, должно быть предано забвению!

XXV. Рязанская губерния, Раненбург, 28 августа 1744 года

Брауншвейгскому семейству так и не суждено было увидеть сказочный замок на берегу озера. Год их продержали в каменных казармах на окраине Риги, год в крепости Дюнамюнде, а затем перевезли подальше от границы в крепость Раненбург, затерявшуюся в Рязанской губернии. Императрица посчитала, что свергнутый с престола Иоанн Антонович опасен для дальнейшего благоденствия империи, ему уже исполнилось три года три месяца и двенадцать дней. В раненбургской крепости были приняты чрезвычайные меры: караул поставлен по всему периметру крепости, окна заколочены наглухо, охрана, насчитывавшая двести шестьдесят четыре человека, дежурила и внутри зданий, и снаружи.

Вике было знакомо странное название — Раненбург. Это железнодорожная станция города Чаплыгина. Она это хорошо знала: в Чаплыгине жили родственники отца, в детстве не раз там гостила. Может, если пойти от станции (хотя не похоже, чтобы железная дорога уже была построена: поездов не слышно), она бы нашла место, где будет через триста лет жить её родня. Но за ворота пойти нельзя, только во внутренний двор разрешается арестантам выходить гулять.