Сон в пламени

– Но обычные люди не могут этого. Твоя мать была очень красива, и она думала, что король, увидев ее, забудет про золото. А король подумал, что она действительно прекрасна, но золото он любил больше. Из-за этого-то она и попала в беду.

– Король был моим первым отцом, да?

– Да, но первый отец не всегда самый лучший. Он был злым и жадным, как и твоя мать. Вот почему они так хорошо и поладили. Я знал, что если у них родится ребенок, им будет нравиться в нем лишь то, что он принадлежит им одним, как их золото. И когда он вырастет, они будут с ним обращаться как с золотым кольцом или браслетом: когда не носят и не выставляют на всеобщее обозрение, то бросают в ящик и забывают.

Я рассердился:

– Но ты же сказал, что мама любила меня!

– Она любила тебя как еще одну драгоценность, Вальтер, а не как чудесного мальчика.

Я подобрал камень и запустил им в дерево. Дерево закричало: «Ой! Перестань!» – и потерло ушибленное место. Я взглянул на папу и попросил его не сходить с ума. Он рассмеялся.

– Ты не любишь говорящих деревьев?

– Деревья не говорят.

– Мы можем заставить их говорить.

– Но они говорят не по-настоящему! Ты врешь!

– Ты прав. Извини. Какой умный мальчик. Ты не голоден?

– Нет. Расскажи мне еще про то, как мы убежали из города.

– Твоя мать обещала мне, что если станет королевой, то, когда ты родишься, позволит мне о тебе заботиться. Но когда это случилось, велела мне убираться вон. Я был ей больше не нужен.

– Это нехорошо.

Он положил руку мне на голову и улыбнулся.

– И я так же подумал, сынок. Но я бы не ушел, потому что любил ее. Я тогда оставался неподалеку, пока не дождался твоего рождения и не увидел, как она обращается с тобой. Я понял, что даже в младенчестве твоя жизнь будет ужасной и печальной, если ты останешься со своей матерью. И потому пришел к ней и напомнил о ее обещании, сказал, что ей придется сдержать слово, нравится ей это или нет… И знаешь, что она мне сказала? «Убирайся, коротышка. У меня уже есть придворный карлик». Но к тому времени я хорошо ее знал, и это оскорбление меня даже не задело. Я просто указал на нее пальцем, и один ее палец превратился в золото. И я сказал, что буду так же превращать по одному пальцу каждый день, пока она не сдержит своего обещания… Вальтер, она даже не знала моего имени! Я столько для нее сделал, а она даже не спросила, как меня зовут. Она просто воспользовалась мной, чтобы получить то, что хотела, а затем пожелала, чтобы я исчез, как туча после дождя.

Как папа рассердился! Мы долго шли молча, пока он не заговорил снова. А потом три или четыре раза повторил: «Убирайся, коротышка!» Я знал, что когда папа сердится, мне лучше помалкивать. Однажды, когда один человек рассердил его, папа сделал так, что у того изо рта начала вылезать большая птица. Но птица была такой большой, что не могла пролезть через рот. Папа велел мне уйти, но тот человек, наверное, умер, потому что упал на землю и, жутко испуганный, стал издавать странные звуки, колотя себя по рту. Я видел это.

– И все же я дал ей шанс. Я дал ей еще один шанс доказать, что в ней есть хоть что-то человеческое.

– Ей нужно было угадать твое имя. Я помню эту часть, папа.

– Верно. Я дал ей три дня, чтобы она угадала мое имя. Сможет – ладно, я уйду. По крайней мере, она будет знать имя человека, давшего ей все, что она хотела в жизни. Я не так уж много просил. Я любил твою мать, Вальтер. Никогда не забывай этого. Я бы остался с ней и всегда помогал бы, хоть она и вышла замуж, прояви она хоть немного доброты и благодарности.

Он рассмеялся, и от этого мне стало легче. Я взял его за руку. Я не все понимал в его словах, но раз папа смеялся, значит, все было хорошо. Он снова рассмеялся.

– Наконец она испугалась! Наконец поняла, что ее ждет потеря, и ничего не могла поделать. Ах, как у нее все забегали! Они обшарили все королевство, пытаясь выяснить, кто такой этот коротышка. Но все найденные ею имена были неверными, как она сама. Ратбод! Панкраций! Старые и глупые, как камень. Ты когда-нибудь слыхал о человеке с таким именем? Я дал ей шанс, но знал, что она никогда не сумеет им воспользоваться, потому что воображение у нее так же ничтожно, как ее сердце.

– А я знаю твое имя, папа.

– Я знаю, что ты знаешь, сынок. Ты владеешь моей величайшей тайной. И это дает тебе силу. Больше никто из людей не знает этого имени, и потому никто не способен на то, на что способен ты. В мире нет человека, подобного тебе. Вот что я сделал для моего сына: дал ему все, что имею… Но твоя мать была слишком слепа, чтобы понять, что я сделал бы то же самое и для нее. Она слишком привыкла покупать и продавать: я дам тебе это, если ты дашь мне то. А не «я люблю тебя и потому хочу дать тебе что-то. Это бесплатно, от всего сердца»… За отведенное ей время твоя мать перебрала две тысячи имен. По прошествии тех трех дней ее язык покраснел, как и ее глаза, но она ни на шаг не приблизилась к отгадке. Помнишь, какое последнее имя она придумала?

– Румпельштильцхен!