Он робко взглянул на неё, — я пойду с тобой, куда бы ты ни захотела, — сказал он, опустив голову на её плечо, — Клара, а ты правда моя кузина?
— Ты думаешь, что я слишком чёрненькая, чтобы быть твоей кузиной? — спросила она.
— Нет, — ответил он задумчиво, — ты слишком хорошая, чтобы быть моей кузиной. Ты единственная, кто не смеётся надо мной, и в то же время не смотрит на меня с жалостью и презрением, — он вытащил из кармана белый платок, сложил его треугольником, затем скатал и обвязал им лоб, — наверно это лето будет самым лучшим в моей жизни, — в голосе мальчика чувствовалась и радость и грусть, — поехали, кузина, вперёд, на поиски нашего дедушки!
Прежде чем открыть дверь столовой, Клара пригладила за уши непокорные прядки волос. После приезда тётушек из Каркаса дедушка и она больше не завтракали на кухне.
Мария дель Розарио сидела в дальнем конце стола, украшенного цветами в вазах, и нетерпеливо общипывала лепестки. Мария дель Кармен уткнулась в служебник и молча сидела рядом с сестрой. Родители Луизито, прогостив несколько дней в Эль Ринко, уехали в Европу.
— Доброе утро, — пробормотала Клара, занимая своё место у длинного стола рядом с Луизито.
Дон Луис приподнял глаза со своей тарелки и заговорщицки подмигнул ей. Ему хотелось подразнить близняшек, и он продолжал макать булку в кофе, шумно обсасывая её.
Тётки никогда не ели перед мессой.
Спрятавшись за шоколадницу, Клара украдкой смотрела на неодобрительные лица близняшек. Как они были непохожи на тех юных красивых девочек, чьи портреты висели в гостиной. Их жёлтые лица, их впалые щуки, тёмные волосы, связанные на затылке в небольшие пучки, напоминали ей ожесточённых монахинь, которые преподают в школе катехизис.
Самой вредной была Мария дель Розарио. В её присутствии Клара всегда чувствовала тревогу и беспокойство. У Марии дель Розарио были нервные глаза человека, который долго не спал. Глаза, полные нетерпения и тревоги.
Глаза, которые всегда следили и осуждали. Она выглядела приятной только тогда, когда всё шло по её желанию.
И наоборот, Мария дель Кармен была почти незаметной. Её глаза, прикрытые тяжёлыми веками, сгибались под тяжестью какой-то родовой усталости. Ходила она бесшумно, а говорила так тихо, словно двигала губами по принуждению.
Резкий голос Марии дель Розарио прервал наблюдения Клары, — Клара, Луизито не уговорил тебя составить нам компанию на это воскресенье? — обратилась она к девочке в такой манере, словно объявляла приговор.
— Нет. Она не пойдёт, — ответил за неё Луизито, — мы собираемся туда вечером, с Эмилией.
Чтобы скрыть улыбку, Клара засунула в рот оладью. Она знала, что Мария дель Розарио настаивать не будет. Клара ненавидела воскресные мессы, а здесь никто не хотел перечить Луизито. Он не слушал никого, кроме дедушки. Стоило его тётушкам хоть в чем-нибудь пойти наперекор его желаниям, он начинал наводить на них ужас. Его неистовство выражалось в безумных ударах костылями по всему, что стояло перед ним, в непристойных жестах и сквернословии. Всё это приводило женщин в крайнюю слабость.
— Клара, заканчивай завтрак, — приказала Мария дель Розарио, — служанке надо всё убрать, прежде чем мы уйдём. Она тоже пойдёт с нами в церковь.
Клара проглотила остатки шоколада и отдала чашку высокой серьёзной женщине, которую близняшки привезли с собой из Каркаса. Она была с Канарских островов и вела в доме хозяйство. Эмилию это нисколько не огорчало, и её единственная забота заключалась в том, чтобы готовить пищу для дона Луиса. Он категорически отказывался есть вегетарианские блюда, обожаемые тётушками, — даже собаки не будут есть эту дрянь, — говорил он всякий раз, когда они приступали к трапезе.
Кларе тоже не очень нравились вегетарианские блюда, но она считала верхом элегантности ежедневные поездки Марии дель Розарио на поля португальских фермеров, где она сама собирала растения для еды, причём платила за них вдвое больше, чем Эмилия на субботнем открытом рынке.
Как только Клара услышала в коридоре лёгкий стук костылей Луизито, она выскочила в окно и побежала на холм к манговому дереву, росшему у стены.
Не заботясь о своём жёлтом платье, она вытянулась во всю длину на земле и сбросила башмачки. Не находя удобной позы, она поворачивалась и так и этак. Кровь стучала в её висках, в груди и бёдрах. Это наполняло её странным желанием, которого она не могла понять. Услышав, что Луизито подходит, Клара резко села.
— Почему ты не отзывалась? — спросил он, опускаясь на землю рядом с ней. Он положил костыли и добавил: — они все ушли, кроме дедушки, конечно.
Улыбаясь, она смотрела ему в лицо с нежным восхищением. Луизито выглядел сонным, тихим, милым, и в то же время отважным. Ей хотелось рассказать ему так много вещей, но она не могла выразить их, — поцелуй меня, как это делают в кино, — потребовала она.
— Хорошо, — шепнул он, и это слово было ответом на всё её смятение, на то странное желание, которого она не понимала, — ах, Негрита, — шептал он, зарываясь лицом в её шею. Она пахла землёй и солнцем.