Сон великого хана. Последние дни Перми Великой (сборник)

– Крещеный крещеному рознь. А пермяне такие же крещеные, как татарва степная!..

Разговоры ратников были прерваны ревом воинской трубы, раздавшейся где-то впереди, в глубине дремучего леса, куда уходила тропинка. Это была не московская труба, звук был совсем особенный, непохожий на военные сигналы москвитян… На минуту произошло замешательство. Передние ряды остановились и запрудили узкую дорогу, задержав дальнейшее движение всей рати.

– Готовься к бою! Готовься к бою! – кричал какой-то начальный человек, протискиваясь через воинов. – Враг недалече, кажись!..

– По бокам раздайся, братцы! По бокам раздайся! – загремел мощный голос Пестрого, ехавшего непосредственно за передовым отрядом. – Неужто оробели вы? Чего вы там затомошились?.. По бокам, по бокам раздайтесь, голубчики, по обе стороны рядами протянитесь! А потом и посмотрим мы, чего нам делать придется…

Воевода был спокоен и хладнокровен, как всегда, выкрикивая свои приказания, звонко разносившиеся по лесу. Порядок был скоро восстановлен. Ратники раздались по сторонам и длинною цепью потянулись вправо и влево от дороги, чтобы очистить возможно большее пространство. Страха никто не чувствовал. Все радовались, что наконец добрались до средоточия Пермского края, встречавшего незваных гостей не хлебом-солью, а каким-то угрюмым молчанием, показывающим недружелюбие его обитателей.

Труба снова повторилась, на этот раз уже в самой непосредственной близости от москвитян, ожидавших, что будет дальше. Пестрый проворчал вполголоса:

– Это, кажись, не призыв бранный. Наверное, говорить они с нами желают. Надо и нам потрубить в ответ, коли так. Трубни-ка, брат! – кивнул он ближайшему ратнику с огромным рогом за плечами. – Пускай поближе подходят без опаски.

Трубач не заставил себя ждать. Пронзительно взвизгнула московская труба и наполнила воздух переливчатым рокотом, лишенным задорных воинственных звуков, свойственных ей в минуты боя, когда стараются придать сигналам возможно свирепые тона.

– От пермских князей к воеводе московскому! – донесся из-за деревьев густой сильный голос, говоривший чистым русским языком. – От князей воеводе слово сказать! Можно ли поближе подойти?

– Подходи, подходи, чего боишься, – крикнул Пестрый, нетерпеливо поводя плечами. – Ведь слыхал небось, что посланника не куют, не вяжут… Ну, и подходи без опаски, благо тебя честью просят!

На тропинке точно из земли вырос высокий плечистый человек, в ратном одеянии, отличавшемся богатством и нарядностью. На голове его блестел позолоченный шлем с выдававшимся впереди черным крестом, сразу бросившимся в глаза москвитянам. На лице его играла лукавая усмешка, когда он между рядами вражьих воинов смелою поступью подходил к князю Пестрому.

Это был Василий Арбузьев, принявший на себя обязанность передать московскому военачальнику слова князей Микала и Мате, решивших в последнюю минуту попытаться покончить миром дело с Москвою, если условия Москвы окажутся приемлемыми.

– Буди здрав, воевода степенный, – поклонился Арбузьев, сняв шлем с головы. – Привет тебе от высоких князей пермских!

– Здравствуй, здравствуй, добрый молодец, – отозвался Пестрый, приветливо кивнув головою. – Спасибо за привет князьям пермским. Чего еще скажешь ты мне, а?

– А ты старшой из воевод московских, так, что ли? – спросил посланец, не убедившись еще в том, что перед ним стоит действительно главный начальник вражьей рати. – Мне, видишь ли, со старшим разговор вести приказано, а посему прости за спрос мой смелый.

– Верно, старшой я воевода, зовут меня Пестрый-князь. Может, слыхал где случаем?

– Про Пестрого слыхать мне приходилося, – оживился Арбузьев. – Про него много всяких сказок идет. Это тот, который…

– Чего который?

– Который Божьей правдой живет. Аль, может, другой еще Пестрый есть, не ведаю я?

– На Москве князь Пестрый я один, а детишки мои молодехоньки еще. А про правду мою как тебе сказать? Много ведь люди и хвалят кого понапрасну… А ты из каких будешь?

– Из Новгорода Великого я, сын боярский.

– Ишь ведь куда ты попал! А теперича, значит, князьям пермским ты служишь, да?

– Служу, пока хочу, вестимо. А не захочу – человек я вольный, как птица небесная!

– А ну-ка, говори мне, птица небесная, – ухмыльнулся воевода, которому открытый вид новгородца очень понравился, – чего твои князья восхотели? Не сдаются ли они на милость государя московского, как того я советовал бы им? Аль, может, упрямятся они? Так, право, по мысли моей, не стоило бы нам кровь проливать друг у друга. Лучше бы добром да миром дело кончать. А крови проливать мне не хотелось бы.

– Князья тоже не желают кровь проливать, – сказал Арбузьев. – Люди они кротости беспредельной, рады на мир идти. Оба они послали меня к твоей милости боярской…

– А как зовут князей твоих, скажи-ка ты мне? – перебил Пестрый, спохватившись, что он еще не знает, от каких именно князей явился новгородец.