Далее Мате сообщил, что он вернул домой воеводу Коча, который подготовил бы Изкар к обороне, если бы Асыка, паче чаяния, задумал напасть на городок. Однако через полсуток Коч донес князю, дожидавшемуся от него ответа на полпути от Изкара к Покче, что толпы вогулов, переправившись через речку Низьву, бесследно исчезли в лесу, из чего можно было заключить, что они сразу двинулись в свои кочевья, миновав городки и селения Верхней Перми. Таким образом, князь Мате получил полную уверенность в неприкосновенности своих владений и, уже успокоенный, прибыл в Покчу, где его ждали с нетерпением.
– Да, брат мой Мате, тяжелые времена для нас приходят! – сказал Микал, выслушав повествование гостя о встрече с вогулами и сообщив ему о том, как эти вогулы Покчу приступом брали. – С Асыкою пока мы поуправились, но горе другое нас ждет. Послушай-ка, какую весть принесли нам новгородцы… – И он передал в коротких словах зловещую новость о походе москвитян на Пермь Великую, что крайне взволновало и встревожило изкарского князя.
– Да неужто правда это? Да неужто Москва на нас воинство шлет? – удивлялся Мате, испуганно мигая глазами. – Вот ведь беда какая!.. А я, признаться, не поверил послу твоему. Просто, мол, врет человек. Потому как причины такой не было…
– Для Москвы причин не надо, только бы охота была… Ну, да и причина нашлась у Москвы; купцов ихних пообидели, вишь, в Чердыне… Хотя и за дело пообидели. Вот и ополчилась Москва на нас… Не знаю, что будет с нашею страною…
– А новгородцы, говоришь ты, заодно с нами на москвитян пойдут? – спросил Мате, искоса поглядев на Арбузьева, находившегося тут же с ними.
– Новгородцы – друзья наши нынче. По рукам мы ударили с ними. За тобою лишь, Мате, дело стоит.
Микал объяснил ему сущность и значение заключенного с добрыми молодцами союза, после чего изкарский князь заметно повеселел и протянул руку Арбузьеву.
– Вот и рука моя, воевода храбрый, – сказал он по-пермяцки, причем Микал быстро переводил его слова на русский язык. – Не отстану я от братьев своих – от господина князя покчинского да от дяди его, князя чердынского. Завсегда мы дружно жили, и нынче мы врознь не пойдем!..
– Умные речи и слушать сладостно! – осклабился новгородец, пожимая руку Мате. – Дай Бог нам удачи в ратном поле, ежели с Москвою схватиться придется!..
– Спасибо тебе, друг, за согласие твое! – воскликнул Ладмер, хлопнув по плечу изкарского князя. – В согласии ведь сила великая!.. С согласием своим мы авось Москву отобьем… ежели Небо нам поможет…
Ладмер хотел было сказать: «Ежели Войпель нам поможет», но рассказ Микала о чудесном избавлении Покчи от разгрома вогулами произвел на него известное впечатление, и он не осмелился произнести слова, оскорбляющие христианскую религию.
А Микал искренно радовался тому, что вопрос о войне с Москвою получил окончательное решение. Мате был почти независимый от него владетель, признающий его главенство только из уважения к старшему в роде, каким считался покчинский князь ввиду происхождения своего по прямой линии от первого властителя пермского. В Верхней Перми Микал не имел никакого значения, хотя Мате, по своей доброте и простоте, оказывал ему знаки внимания, чтил его. Вдобавок Изкар, главный населенный пункт Верхней Перми, стоял на такой неприступной горе и имел такие грозные по тому времени и месту укрепления, что никому и в голову не пришло бы принуждать Мате примкнуть к руководителям Нижней Перми, если бы на то не было доброй воли изкарского князя. Таким образом, Мате мог бы, если бы захотел, остаться при особом мнении по вопросу о войне или мире с Москвою, но так как он проявил полное единодушие с остальными, то его слова о согласии, естественно, вызвали чувство удовлетворения у присутствующих.
– Значит, окончальный совет наш такой учинился, – заговорил Микал твердым, решительным голосом, придавая своему лицу торжественное выражение, – супротивничать Москве мы начнем, на жизнь и на смерть станем биться с москвитянами! А посему потолковать нам надо о том, как силы свои собрать для отпора Москве свирепой, как вражью рать не пускать в страну свою…