Сон великого хана. Последние дни Перми Великой

Они повернули коней и уехали. Народ тоже разошёлся, толкуя о новой напасти, грозившей земле Русской. О Рогаче скоро забыли. Мало ли чего сбрешет человек, будучи не в своём разуме! А что старик был не в своём разуме и что "брехал он безумные речи, коих и сам не понимал" — с этим почему-то все соглашались, хотя новгородец мало походил на сумасшедшего... Известие о нашествии Тимура потрясло всех. Неужели стольный град Москва и вся земля Русская испытают те ужасы, какие были при нашествии Тохтамыша? Народ трепетал при одной мысли об этом и возлагал свою надежду на великого князя и его советников, а особливо на митрополита Киприана, "ангела-хранителя московского", и на князя Владимира Андреевича Храброго, славного сподвижника Дмитрия Ивановича Донского в битве на Куликовом поле.

— Победил же князь-осударь Дмитрий Иванович с князем Владимиром Андреевичем Мамая безбожного на Куликовом, авось и ныне князь Василий Дмитриевич с дядею Тимура победят, — толковали в Москве, и веря и не веря в возможность подобной победы. — Бог — наше прибежище и сила. Не скончал ещё дни живота своего игумен троицкий Сергий, умолит он Господа смилостивиться над землёю Русскою. Не он ли победу на Куликовом поле предсказал?

— Не выходит ныне из обители игумен Сергий, — возражали другие, зная, что строгий постник и молитвенник Сергий, известный под прозванием Радонежского, не доволен распутством и жестокостью юного великого князя и не благоволит к нему, как благоволил раньше к его отцу, — не может он взирать на грехи мирские. Не захочет он молиться за нас, недостойных...

— Велико терпение Господа, а раб ли Его верный, старец Сергий, не захочет молиться за души христианские? — промолвил на это какой-то монах, случившийся около говоривших. — Всегда были близки его сердцу горе и радости народные, и нам ли, грешным людям, сомневаться в его благости? Неладно, неладно толкуете вы, братия. Старец Сергий никогда не забывал и не забудет родную землю. А потом, сколько святых иноков есть! Есть владыка Киприан, святитель славный! Надейтесь, крепко надейтесь на молитвы людей праведных, надейтесь на заступничество Царицы Небесной, надейтесь на неизреченную милость Божию — и спасена будет страна наша от разорения!..

Над Москвой только гул стоял от противоречивых толков и суждений переполошённых горожан, передающих друг другу слова митрополита Киприана, сказанные в Успенском соборе. Владыка произнёс такую краткую, но сильную речь:

— Молитесь, чада мои духовные! Молитесь мужи и жёны славного города Москвы и всей земли Русской. Страшный воитель грядёт, грядёт Тимур Чагатайский, и с ним воинство несметное! Победитель он Тохтамыша Кипчакского, на Русь кровавый взор свой обратил! Несёт он гибель и разорение! Несёт он смерть и муки всяческие!.. Молитесь, братия и други мои, молитесь Всеблагой Царице Небесной, да усмирит Она жестокое сердце Тимура, да обратится Тимур вспять, яко непостижимою силой гонимый! Молитесь миром, людие православные, и услышит Пречистая Богородица усердное моление наше и упросит Сына Своего, Господа Иисуса Христа, спасти нас и грешные души наши. Аминь.

Подобные слова убедили всех в действительной опасности, надвигавшейся со стороны Волги, и не было ни одного человека, который бы мог сказать, что "это беда — не беда, а просто гром из далёкой тучи, блуждающей в пространствах воздушных".

О Тамерлане слыхали раньше, но полагали, что он обитает где-то на краю земли, воюя с народами сирийскими, индийскими, египетскими и иными. О приближении его к русским границам никто не думал. И вот, когда разнеслась весть о нашествии, жители Москвы всполошились. Неужели князья-бояре не измыслят средства остановить его стремление? О народном вече, какое так восхвалял Рогач, никому и в голову не приходило. Москва была совершенною противоположностью Великому Новгороду, и граждане московские жили не своим умом, а умом великого князя и бояр. И такое "чужеумие" ни для кого не казалось унизительным. Что за важность, ежели за них, москвитян, думают князья и бояре! Они разумнее простых людей, им и наставлять простоту на путь истины. И, имея такое суждение, москвичи тотчас же после обедни стали собираться в Детинец, или Кремль, под окна великокняжеского дворца, ожидая, что скажет высшая власть, на которую они всегда полагались.

Народ видел, как один за другим приезжали на княжий двор бояре и воеводы, как они слезали с коней и поспешно всходили на крыльцо, озабоченно проходя между рядами дворцовой челяди. Прискакал и князь Владимир Андреевич и, ласково поклонившись народу, встретившему его радостными восклицаниями, легко взбежал по ступенькам, точно на плечах у него был не пятый десяток лет, а только годов двадцать — тридцать. Наконец все советники великокняжеские съехались. Тяжёлые двери затворились. Тогда один из дьяков крикнул собравшемуся народу с высокого крыльца:

— Стойте смирно, люди православные! Великий совет учиняется. Не шумите, не гуторьте промеж себя: чтоб ни единое слово не долетело до высокого слуха княжеского!

Народ всколыхнулся и замер.

VII