Сон войны (сборник)

— А на кой черт он нужен? — спросил я таможенника. — Ведь я уже улетаю, и клоп меня не кусал.

Таможенник смотрел мимо меня, а гид (лицо у него вдруг сделалось озабоченным) крепко взял меня за локоть и отвел в сторонку от турникета.

— Послушайте, Эндрю, — сказал он мне вполголоса, — с ними лучше не ссориться. Поверьте моему опыту: будет только хуже. До отлета еще три часа, вы вполне успеете… — Говоря это, он что-то быстро начеркал с блокноте, вырвал страничку и протянул мне. — Найдите коридорного Митяя на восьмом этаже «Вояжера», отдайте ему эту записку и сорок целковых. Он все устроит… Турбокар водите?

Я ошеломленно кивнул.

— Возьмите наш. Бело-зеленый «фиат», вы знаете, на третьей стоянке, вот ключ… Бегом, Эндрю, бегом! У вас три часа — и ни минутой больше!

Я уложился в два.

Счастливый и запыхавшийся, я протянул таможеннику свою путевку. Едва глянув, он сунул ее обратно и буркнул: «Следующий». Турникет остался закрытым.

Я ничего не понял, а гид-распорядитель (он уже стоял по ту сторону барьера) успел заглянуть в мою путевку, понял все и схватился за голову.

— Сколько вы ему дали? — спросил он у меня свистящим шепотом.

— Митяю? Сорок…

— Подлец!

— Кто? — растерялся я.

Гид-распорядитель не ответил. Он торопливо выгребал из всех карманов деньги и сортировал их, отделяя дальнерусские купюры. Я осмотрел путевку. Штампика о прививке в ней не было, а были какие-то цифры.

Оказалось, Митяй устроил не все — он всего лишь устроил меня в очередь на прививку. Пятым на завтрашнее утро.

Вот так я и застрял на Марсе — на первый взгляд, совершенно случайно.

12

Спал я долго, крепко, без сновидений, проснулся с ясной головой и сразу все вспомнил. Надо мною был сводчатый потолок с разноцветной лепниной, передо мною — стрельчатые окна с витражами, а подо мною — мягкая перина, и я в ней утопал, укрытый до подбородка.

Было довольно светло — для Марса. На Земле я бы назвал это сумерками. Пахло застарелой пылью и сухими травами. Где-то в других помещениях хлопали двери, там торопливо шаркали и на бегу шептались. Рядом со мной, справа, кто-то не то зевнул, не то вздохнул и шелестнул бумагой.

Скосив глаза, я обнаружил красну девицу в длинной белой сорочке. Поджав колени, она умостилась на стуле (том самом или точно таком же), зевала, отчаянно терла глаза и читала толстенную книгу. Пыталась читать: света для этого было-таки маловато. Я деликатно кашлянул.

Красна девица глянула на меня непроспанными глазами, ойкнула и спрыгнула на пол (мелькнули ноги под взметнувшимся подолом). Постояла, хлопая ресницами и прижимая к груди раскрытую книгу, и кинулась вон. Не добежав до высокой двустворчатой двери, вернулась, захлопнула книгу, положила на стул и снова уставилась на меня.

А я на нее.

Она была длиннолица, курноса, высока и стройна. Вот только ноги, пожалуй, были тяжеловаты. Она стояла, как бы замерев на полушаге (сорочка просвечивалась насквозь) и смотрела на меня опасными болотными глазищами голубыми, но с марсианской желтинкой. Голову она откинула назад и вбок, чтобы тяжелые русые волосы не падали на глаза. Это делало ее похожей на удивленную гусыню.

Я усмехнулся. Не то, чтобы она показалась мне глупой, а просто еще, наверное, не проснулась.

— Доброе утро, — сказал я. — Меня зовут Андрей Павлович. А тебя?

— Дашка… — ответила она шепотом, подошла ко мне и, ухватив обеими руками одеяло, потянула его на себя и вверх.

— Э! — сказал я и вцепился в одеяло с другой стороны.

— Ой, да тише вы, — прошептала Дашка, одной рукой подобрала подол и полезла ко мне в постель.

— Э! — снова сказал я, потому что на мне, кажется, даже сорочки не было. — Это еще куда? А ну-ка брысь!

Но было уже поздно.

— Вам-то че, а меня-то выпорют… — зашептала она, щекоча ухо и прижимаясь ко мне всем своим длинным прохладным телом (сорочка на мне, оказывается, была, но слишком тонкая). — А Семка Бутиков знаете, как порют? Вы бы его, старого черта, велели в холодную на ночь, а? В одном исподнем, чтобы радикулитом скрутило. Хоть недельку вздохнем…

— Слушай, Дашка, — сказал я, поспешно отодвигаясь. — Скажи мне честно: ты действительно глупа, или притворяешься?

— Глупа, — хихикнула Дашка, скатилась в нагретую ямку и опять оказалась рядом. — А вам не все едино — в постеле-то?

— В постеле-то ладно, — согласился я. — Но у меня, знаешь ли, возникает такое впечатление, что вы все тут либо непроходимо глупы, либо… Слушай, перестань!

Отпихнув назойливую Дашкину руку, я попытался отдернуть свою, но не успел: рука попалась в горячий влажный капкан и не захотела отдергиваться. А потом капкан стал медленно раскрываться…

Нет, перина — это, все-таки, нечто сугубо земное и даже на Земле вряд ли удобное. А на Марсе, если учесть его слабую гравитацию, надо стелить пожестче. К тому же, после всех моих приключений — сначала на Пустоши, потом здесь…