Сон законодателя

Присев на кровать, с ночного столика взял витамины. Потряся пластмассовый пузырёк и убедившись, что запас ещё есть, он выкатил одну горошину и кинул её в рот. Открыв бутылку «Боржоми», плеснул в фужер из муранского стекла, с удовольствием проглотил живительную влагу вместе с витаминнкой.

Мысли начали приходить в порядок…

Сегодня был очень тяжёлый день. На очередном заседании законодателей Григорий Петрович банально уснул от монотонного доклада одного из коллег о достигнутых успехах.

Но это была не беда, а обычная практика на совещаниях и заседаниях. А беда была в том, что во время голосования, которое он проспал, Григорий Петрович клюнул носом и этим самым треклятым носом попал в кнопку «ПРОТИВ» …

И вместо обычного «ЕДИНОГЛАСНО» на табло высветилась надпись: «ОДИН ПРОТИВ». В гробовой тишине депутаты стали недоумённо переглядываться и пожимать плечами, не понимая, как такое могло случиться, что в их патриотичные ряды затесался предатель.

Наконец сосед по депутатскому месту Григория Петровича, Михал Михалыч, заглянув в его пульт, ахнул на весь зал и ткнул пальцем в спящего Григория Петровича.

Зал возмущённо загудел…

От этого необычного для уха звука и проснулся Григорий Петрович. Автоматически взглянув на табло голосования и увидев необычную надпись «ОДИН ПРОТИВ», а потом, опустив взгляд на свой пульт, с ужасом обнаружил, что у него горит красная надпись «ПРОТИВ».

Побледнев, как покойник, он на дрожащих ногах поднялся с кресла. Обведя затуманенным взором возмущённых коллег, проблеял еле слышно:

– Извините. Уснул. Нажал кнопку случайно.

В наступившей напряжённой тишине со своего места медленно поднялся САМ Председатель Законодательного Собрания. Обведя грозным взглядом зал и помолчав, он покачал головой, поджав губы. Наблюдая за этими телодвижениями своего начальника, Григорий Петрович уже мысленно прощался со своим депутатским мандатом.

И вот, наконец, Председатель открыл рот и потряс правой рукой:

– А вы знаете, господа? В этом что-то есть! Это так демократично, когда кто-то оказывается «ПРОТИВ». Теперь нам ни одна собака не посмеет сказать, что мы здесь занимаемся «договорниками». БРАВО, Григорий Петрович! БРАВО!!! Качать его!!!

Зал взорвался радостным рёвом сотен луженых глоток:

– Качать его!!!

После подбрасывания к потолку и вполне обоснованных опасений Григория Петровича, о том, что конкуренты коих было немало среди коллег, могут его «случайно» не поймать под шумок, когда он летел вниз и помочь ему свернуть шею, развеялись окриком Председателя Собрания:

– Всё. Заканчивайте. Ставьте его на землю, Я объявляю перерыв. Всем в буфет! Это надо отметить!

И законодатели, поймав своими мощными руками тело Григория Петровича и бережно поставив его на землю, дружной гомонящей толпой двинулись в буфет.

А председатель, хлопнув Григория Петровича по плечу, приказал:

– Двигай домой, Григорий Петрович! Выспись хорошо, а завтра со свежими силами – в бой! А перед сном посмотри хорошую советскую комедию. Снимает, знаешь ли, весь негатив по себе знаю. Всё! Езжай.

И вот сейчас Григорий Петрович, сидя уже в домашних тёплых тапочках, вспоминая свои приключения на работе, клацал телевизионным пультом. Наконец попался «Иван Васильевич меняет профессию». Григорий Петрович расслабился и улёгся на лебяжьи подушки в предвкушении прекрасного вечера.

Звонили колокола в Москве, Иван Васильевич вместе с Милославским убегали от стрельцов, а на Григория Петровича наползала сладкая дрёма.

И он проваливался в долгожданный сон …

… Опять звонили колокола. Он висел привязанный за обе руки цепью, закреплённой на крюке вбитым в потолок.

Напротив сидел опричник в собольей шапке Григория Петровича и нагло улыбался.

– Раньше ты был боярин, а теперь ты прыщ! Говори, собака, кто тебя надоумил людишек своих в женские платья одевать и потакать их греху, чтобы мужик жил с мужиком как муж и жена во блуду? Кто? Говори, собака, а то на дыбу пойдёшь!

Григорий Петрович заплетающимся от ужаса языком залепетал:

– Когда посольством ездили к католикам, к Генриху Французкому, нахватались ереси мои людишки. Мой грех, не пресёк я сей блуд. СОМНЕВАЛСЯ я в неправедности сего греха. Каюсь, батюшка! Смилостивься!

– Слышал? – повернул голову опричник в сторону двери, где стоял его подельник, поигрывая плёткой и с интересом слушавшего боярина.

– Слышал, сотник, – усмехнулся тот.

– Ну коль слышал, волоки его к царю да перескажи то, что он здесь верещал про свои сомнения. Батюшка велел немедленно этого упыря к нему, как только в грехе признается. Да скажи Ивану Васильевичу, что, мол, без пытки всё рассказал, может и пожалеет он его: просто повесит. Нам же меньше работы: с костром не возиться эту нелюдь жечь. Иди! – приказал сотник и равнодушно отвернулся к открытому окну, за которым малышня рубилась деревянными саблями.

В полуобморочном состоянии и, не соображая со страху ничего, Григорий Петрович только чувствовал, как его за шиворот волокут куда-то по каменному коридору.