Сон златоглазки

Сны мои раз от раза всё безнадежней.
Выйдешь с утра во двор, поглядишь обаче, —
нет, не проснулась: воздух и морок здешний,
всюду просевший снег, крендельки собачьи.

Знать бы наверняка, так гори – не жалко.

Сдюжу-таки, поокаю, посижу тут.
[Вот бы и мне в девичестве сесть за прялку,
яблоко съесть, а далее – по сюжету…]

Пальцем не шевельну [рыбья кровь – водица], —

принц белоконный будет ломиться в двери.
Без поцелуя, только бы пробудиться.
Не по делам, пожалуйста, но по вере.

2016

«Перенимая птичью худобу…»

Перенимая птичью худобу
и сообразно возрасту повадку,
ходить бочком, очки носить на лбу,
беспечней относиться к беспорядку
(но памятки записывать в тетрадь),
при непогоде морщиться недужно.
Из тех вещей, что можно потерять,
мне ничего почти уже не нужно.
Вышептывать стихи (куда ж их деть),
жить, никого собой не озаботив.
И будто бы в рассеяньи глядеть
на мальчика, сидящего напротив.

2016

Любить Париса

1

«Потерять навсегда можно

только Гектора…»

Елена Исаева

С тугой осанкой кипариса, —
богов бессмертных не спросив, —
любить не Гектора – Париса
за то, что молод и красив.

Покуда дремлют колесницы

и не подрублена лоза, —
за эти длинные ресницы,
за эти карие глаза.

Не жребий выпал, – почему же,

среди героев и богов —
любить мальчишку, а не мужа,
любить за то, что он таков?..

И зная, что с ним приключится,

на время краткое посметь —
любить за детские ключицы,
за эту юность, эту смерть.

2

«Я роза саронская, лилия долин!»

(I am a rose of Sharon, a lily of the valleys!)

Книга Песни песней Соломона 2:1

День пройдёт – никакого с него спроса,
никакой вины – принимай сице.
До чего ты красива, роза моя, роза.
Почему от тебя так свербит в сердце?..

Вроде всё хорошо, размеренно, без надсада.

Разве холод внутри стоит, – так не боль же.
Всё-то есть, ничего больше мне не надо.
А взгляну на тебя и пойму – ничего больше…

Ни коснуться тебя нельзя, ни обнять мне.

Старость – это будто бы от мороза
умирают голуби в голубятне…
До чего ты красива, роза моя, роза.

3

«…близ конечных пределов ночи…»

Гесиод

Сплошное сияние! – якобы свято,
потом, – угасая, – усилия тела, —
когда он слетает с высот Монсальвата,
я просто бы из-под ладони глядела —
неузнанной Ледой – на первенца стаи:
на дерзкую шею, на крылья в изломе.
Осмелиться если б, устать и истаять,
застыть в запредельной безвылазной коме.
И больше уже никогда не проснуться,
не сбыться дряхлеющей девой в сединах.
Замедлить дыхание, лбом прикоснуться
и спать меж лопаток его лебединых.

4