Соната для Пина и Бара

Когда грузчики протиснули Пина в проход, директор пулей взлетел на лестницу, по которой суетливо сновали врачи. Один молодой врач покрутился-покрутился рядом с Пином, а потом сказал, что мастер, скорее всего, возьмется за ремонт не раньше, чем через неделю.

У Фолки зашкаливало давление и раскалывалась голова. На тумбочке, возле кровати, стояла чашка недопитого кофе и валялись использованные шприцы.

— Меня искололи, как подушку для булавок! — пожаловался Фолки директору театра и протянул руку так, словно просил подаяния.

— Значит, я напрасно вез к вам пианино? — промямлил тот.

— Что вы, что вы! Оставляйте! Когда-нибудь да починю, — неопределенно сказал Фолки и страдальчески закатил глаза.

Так Пин у Фолки до оттепели и простоял. Сначала мастеру было попросту не до него: то поступит заказ на починку бешеной скрипки, то попросят настроить рояль. Пин был невзрачный на вид, и его, скромного, оставили пылиться в сторонке.

Бешеная скрипка была из разряда тех, кому до крайности противна посредственная игра новичков. Она непременно хотела, чтобы на ней играл профессионал, и на этой почве разнервничалась. А с нервной скрипкой, сами понимаете, обращаться совершенно невозможно.

«Подумаешь, нервишки шалят. Зато она живая», — обрадовался Пин. Какое-никакое, но общество. Однако скоро от этого общества он был готов денно и нощно исполнять похоронный марш Шопена. Больно уж крикливая оказалась скрипка.

«Они у меня узнают, — вопила она с верхней полки, — почем фунт лиха! Я им покажу, как мой смычок держать надо!»

Никто из людей ее воплей, разумеется, не слышал. А вот Пину приходилось туго.

«Откуда ты такая взялась?» — полюбопытствовал он, предвидя, что в ответ ему достанется очередная порция брани.

«Из музыкального театра в Сиднее. Бывал там когда-нибудь? — вскинулась скрипка. — Не бывал? Ну, так молчи в тряпочку! Я создана для величия и славы!»

Еще в мастерской стоял рояль, и он тоже мечтал о славе. А характер у него был такой же скверный, как у злющего Треугольника и Павлиньего Хвоста вместе взятых.

Скрипка и рояль уже довольно долго пробыли в мире Людей, и Пин не мог понять, почему они до сих пор не усвоили такую простую истину: музыкальным инструментам в этом мире славы не снискать. Музыкальные инструменты служат для славы тех, кто на них играет.

В один из сырых весенних дней Пин наконец-то осмелился завести разговор с роялем.

«Ты, случайно, не дальний родственник Рояльчика?» — осторожно спросил он.

Рояль оставался глух и нем, хотя совсем недавно до накала педалей спорил со взвинченной скрипкой о каких-то пустяках.

«А знаком ли ты с Мастером, который тебя сделал?» — упорствовал Пин.

Рояль по-прежнему делал вид, что его не существует.

«Может, тебя создал мастер Фолки?» — предположил Пин. Тут въедливая скрипка не выдержала, и от негодования у нее даже лопнула струна.

«Тысяча косых дирижеров! — взорвалась она. — Кто вбил тебе в крышку подобную чушь?! Нас никогда и никто не создавал! Мы появились сами…»

«Ага, из дупла Кряжистой Сосны, — подхватил Пин. — Только вот, знаешь ли, с трудом верится».

«Ты заблуждаешься, моя беспокойная подруга, — подал „голос“ рояль. — Нас действительно создают мастера. Но Фолки не мастер, он всего лишь настройщик. Настройщик, бесспорно, талантливый. Но на этом его возможности кончаются. Надо искать в среде высоких художников и мастеров мирового уровня. А это — прямой путь в Северную Америку».

«Далековато», — заметила скрипка.

«А где она, Северная Америка?» — спросил Пин.

«За океаном, — многозначительно сказал рояль. — За много-много миль отсюда. Сначала нужно добраться до пристани, потом — сесть на пароход. И плыть, пока тебя не одолеет качка, а корпус твой не разбухнет от влажности».

«А еще, — зловеще вставила скрипка, — пароход может утонуть. Ты утонешь вместе с ним и станешь прибежищем для рыб».

Пин с удовольствием бы поежился, если б мог. Тяжела жизнь в мире Людей. Тяжела и непредсказуема. Сегодня ты — любимец публики, а завтра — бесформенная груда на морском дне. Как при таком непостоянстве можно вообще что-то планировать?!

Пин решил, во что бы то ни стало, посоветоваться с Баром. Посоветоваться — и склонить к очередному путешествию. Уж если и погибать, то вместе.

Фолки кое-как справился со своим вечно скачущим давлением. По дороге на кухню он ненароком налетел на Пина, который томился в мрачном углу, и по такому случаю настроил его, сверяясь с камертоном. Спустя несколько дней увезли сумасшедшую скрипку. Назад, в музыкальную школу. Там ее снова будут мучить бездарные ученики, и она снова будет надрывно плакать. Бедная, бедная скрипка! Она никогда не расстанется с мечтами о блеске и славе.

Затем увезли рояль. Не сказать, чтобы Пин ему сочувствовал. Насколько он мог судить, рояль был натурой довольно уравновешенной, несмотря на частые «приступы» мнительности и манию величия. А уравновешенной натуре куда проще приспособиться к переменчивой погоде.

Позднее настал и черед Пина покинуть душную мастерскую. Накануне какого-то грандиозного события, о котором без умолку вещало радио, за Пином приехал директор театра.