Соната для Пина и Бара

— Погодите хвалить. Познакомьтесь перво-наперво с нашими соседями… — с загадочным видом сказал ему Бар и отправился покупать билеты на поезд до города Соль. Очень уж ему не терпелось поглядеть, во что превратился их с Пином домик. Не испачкали ль бедняки золотистые гардины на окнах, не позарились ли на бесценные пейзажи, развешанные по стенам?

«Если Пин не спрятал коллекцию дядюшки Клавесина, я за себя не ручаюсь», — думал Бар, шлепая по лужам на станции. Ливень, который успел пролиться за ночь, вымочил в округе абсолютно всё, включая станционного смотрителя-флейту. Смотритель сонно бродил вдоль путей в своем мятом берете и вглядывался в даль заспанными глазками. Но поезд всё не шел.

— Вам чего? — вылупился он на Бара, когда тот осторожно постучал пальцем по оцинкованному клапану смотрителя.

— Мне бы билетов до города Соль, — неуверенно проговорил Бар, изучая лицо флейты. — Эй, а не та ли ты флейта-Флажолет, о которой мне рассказывал Пин? — спросил он.

— Ну да, та самая, — проронил Флажолет. — В оркестре я больше не работаю. Подался в родные осины.

— Что, неужели уволили?

— Оркестр на грани гибели, — понуро сказал Флажолет. — Новый Рояль от нас отвернулся, старый захворал. А что мы без Рояля? Пустое место. Билеты — в кассе, — всё так же понуро и безучастно указал он.

— Ага, ага, — пробормотал Бар. — Ты только не раскисай, ладно? Мы Рояльчика вылечим, и ваш оркестр снова зазвучит.

— Да ну? — недоверчиво спросил Флажолет. — Неужто в самом деле вылечите?

— С нами Мастер из Мастеров. Обязательно, — подтвердил Бар.

— Тогда и мне билет, в один конец! — оживился смотритель, швыряя под ноги свой и без того грязный берет. — Эх, в оркестре играть было сущим удовольствием!

Уже вечером друзья (а в их числе и Флажолет) резались в «нотные карты» за столиком паровозного купе.

— Доминантсептаккорд бьет минорное трезвучие, — сосредоточенно говорил Бар. — Мастер опять продувает.

— А вот ничего я и не продуваю, — в шутку обижался Мастер. — Глянь на свои карты, братишка. У тебя там сплошные тоники да малые терц-децимы.

— Еще и подглядывает, — буркнул Бар.

— Отец, как думаешь, — спросила девушка шепотом, — помнит ли нас кто-нибудь там, дома? Скучает ли?

— Наш прежний хозяин, полагаю. Мы ему за квартиру не уплатили, — слабо рассмеялся он. — Да и, может, та бездомная кошка, которую ты подкармливала по утрам.

…В итоге, партию в карты выиграл скромный и незаметный Флажолет. Он каким-то образом умудрился обставить Бара, хотя Бар по праву считался одним из лучших игроков города Соль.

Об исчезновении Мастера и его дочери в мире Людей действительно никто, кроме хозяина квартиры, не сожалел. Ну, жили когда-то в квартале Бронкс два неприглядных бедняка, ну сгинули куда-то. Кому какое до этого дело?! Зато про Пина чуть ли не оды сочиняли.

— Ах, какой звучный был инструмент! — хлюпал носом директор театра. — С ним не сравнится ни одно пианино!

А солдаты, которых оглушил Бар, теперь объяснялись между собой исключительно с помощью рук и частенько вспоминали Бара недобрым жестом.

В городе Соль Пина и Бара встретили довольно равнодушно. Не получив своего клея, контрабас Гамба удалился, разочарованно покручивая колки. Гитарчик, которому не достались новые струны, горестно вздохнул и поплелся слагать печальные куплеты о том, каково это — остаться без подарка из-за границы. А те, кто ожидал Пина с возом банок сверхустойчивого лака, оккупировали крыльцо его дома и долго гомонили да балабонили, пока не появился внушительных размеров Мастер. Он, правда, несколько поубавил в росте и ширине плеч с момента, как попал в страну Музыкальных Инструментов, однако всё равно был на голову, а то и на две выше соседей Пина.

— Кого из вас мне починить? — невозмутимо поинтересовался он. Шумные Скрипки и суетливые Гобои, толпившиеся у дверей, мгновенно испарились. Никому из них не хотелось лечиться раньше времени.

Но пора было не откладывая приступать к делу: дирижер Баккетта угрожал, что если театр простоит без концертов еще неделю, то он, Баккетта, умоет руки. А без него театр уж точно развалится — и даже Рояльчик положение не спасет. Так что следовало действовать быстро.

Рояльчик кашлял малыми секундами и септимами, чихал грязными аккордами и представлял собой такое печальное зрелище, что волей-неволей прослезишься.

— А вот и мы, — объявил Пин, виновато заглядывая в зал, где, закутанный в наполовину съеденный шарф, стоял страдалец. — Мастер, приступайте.

…Мастер утверждал, что с Рояльчиком он провозился всего-то четыре часа. Но, по собственным подсчетам Пина, настройка длилась ни много ни мало полдня.

— Что это за странные железяки вы использовали, когда меня лечили? — спрашивал у Мастера Рояльчик. — Они съедобные?

— Даже и не думай, — назидательно говорил Пин. — Если ты слопаешь его инструменты, как он остальных чинить будет?