Соната единорогов

Шенди редко показывались в это время года, крияку не показывались вообще, да и перитоны, похоже, охотились теперь в других каких-то местах. Как-то раз Джой полдня проиграла в переглядки с котолицым созданием, ухитрявшимся непонятным образом поддерживать дюжее, чешуйчатое тело на ножках, выглядевших бескостными и бесконечно гибкими, как садовый шланг. Общение у них получилось несколько ограниченное, поскольку зверь сидел на земле, а Джой благоразумно залезла на дерево, хоть новый знакомец явно приглашал ее спуститься и составить ему компанию. Приглашение Джой отклонила, а под вечер тот куда-то убрался, — однако Джой все равно провела ночь на дереве.

— Эта тварь не с Шейры, — сказал Ко, когда Джой описала ему нового знакомца. — Древнейший говорят, дочурка, что кроме твоего мира и нашего есть и другие, много. Если так, почему бы не быть и другим Границам?

— Ох, не нравится мне это, — отозвалась Джой, хотя теперь она испытывала скорее гнев, чем испуг. — Совсем не нравится. Это уж слишком, слишком жутко.

Ко пожал плечами, вздохнул, поскреб кудлатую голову и криво улыбнулся.

— А, ладно, мы о таких вещах особенно не задумываемся, мы, тируджа. У нас от них головы болят.

Джой долгое время молча глядела на него. И вдруг, неожиданно для себя, спросила:

— Ко, а сто восемьдесят семь лет это какой возраст? Для вас? Ну, то есть, по-настоящему.

Сатир поерзал, старясь не встречаться с ней взглядом. Джой повторила вопрос. Наконец, Ко почти неслышно ответил:

— Для тируджа я примерно в твоем возрасте. Почти что.

— Ну, знаешь, — возмутилась Джой. — Ну, ты и прохвост! Все время называл меня дочуркой, а сам — такая же глупая малявка, как я, как Турик. Ко, ты самый что ни на есть пустобрех!

— Турика я старше, — пробормотал Ко. Он выглядел таким несчастным, что Джой пришлось обнять его и уверить, что ей он всегда казался намного старше его настоящих лет, и в конце концов, сатир успокоился.

Старших Древнейших она так и не увидела, разве что две тени, вполне могшие принадлежать прогуливающимся в сумерках Принцессе Лайше и ее возлюбленному, каркаданну Тамирао, однажды на миг мелькнули перед ней. Но во время своих поисков она совершила открытие, о котором не помышляла и которого совершать никак не желала. Она обнаружила кости единорога.

Случилось это в высокой гористой местности Шейры, прометенной ветрами, явно необитаемой — Джой редко забредала сюда и из-за джахао, и оттого, что здесь ее неизменно начинали грызть тревога за Абуэлиту и чувство вины за то, что она совсем забросила прочих своих родных. Однако огромные змеи сидели в эту пору глубоко под землей, а Джой как раз начала всерьез подумывать о том, не набросать ли ей карту всей Шейры, чем, скажем, Би-Би Хуанг наверняка занялась бы в первый же день. Она сидела на окаменелом пне, рассеянно чертя что-то на песке, и вдруг наткнулась на нечто жесткое и принялась голыми руками откапывать находку. Ей потребовалось больше, чем следовало бы, времени, чтобы понять что она нашла.

Невозможно было сказать кто из Древнейших покоился под этим песком. Некоторое время Джой просидела с тонким черепом и длинными, все еще сохранившими изящество костями; потом аккуратно, как только могла, вернула их на прежнее место, прочитала короткую молитву, которой научила ее бабушка, и ушла.

Ни Ко, ни Турику она ничего не сказала, да и себе не позволяла слишком помногу размышлять о том, что проистекает из ее находки. Вместо этого она стала проводить куда больше времени в обществе ручейной яллы или тируджа, которых тайны Древнейших нимало не интересовали. Ей было хорошо с ними, не лезшими к ней ни с какими вопросами, и Джой этого хватало, она даже простудилась, слишком увлекшись попытками научиться плавать, извивая особым манером тело. Она еще ощущала по утрам слабость, когда однажды в ней шевельнулся голос Лорда Синти, произнесший: «Пора» — и тут же явился, чтобы проводить ее до Границы, Турик.

Джой очень надеялась встретиться по пути с самим Лордом Синти. У нее были вопросы к нему, к тому же она чувствовала, что черный единорог где-то недалеко. Но он так и не появился. Они уже почти добрались до Границы, когда Джой, обернувшись, чтобы сказать что-то Турику, услышала запашок мыла и обнаружила шагающего рядом Индиго.

— Твой дружок, — сказал юноша, — унесся выполнять какое-то идиотское поручение. Скоро прискачет назад.

Несмотря на такой выбор слов, в голосе его не слышалось обычной надменности. Джой остановилась.

— Вы смертны, — сказала она.

— Мы не бессмертны, — ответил Индиго, — мы просто очень долго живем, очень. И не каждый из нас уходит с Лордом Синти, чтобы провести зимние месяцы в глубоких медитациях. Настанет весна, один-другой из нас не вернется, и тогда Древнейший скажет, что он просто покинул нас, удалился в Великое Одиночество, которое рано или поздно ожидает каждого. Это их первая ложь. Вторая тебе известна.

— Но почему? — прошептала Джой. — Почему не сказать молодым все с самого начала? Ведь все же умирают.