Сонечка

Эсфирь(торжественно). Да, я нашла ему невесту в городе Бобруйске! Еврейскую девушку из семьи Винаверов! И когда я на берегу увидела это надгробие, я сразу поняла, что это знак! Что в городе есть девушка из семьи Винаверов!

Елизавета. Да что ты говоришь!

Эсфирь. И какая девушка! Какая девушка! (Машет руками, как будто мух гоняет, сквозь слезы.) Лиза, она настоящий ангел. Нет, не ангел. Она Рахиль, вот кто она. Маленькая, светленькая, и такие глаза, как будто сам Бог смотрит, вот что я тебе скажу. Дочь Симы Винавер.

Елизавета. Сима – это кто?

Эсфирь. Дочь Гирша-портного. Ее спасли.

Елизавета. А, помню Гирша, рыжий, худой, на углу они жили.

Эсфирь. Симу укрыла соседка, Коноплянникова Клавдия Федоровна. Праведница. Настоящая праведница. Ей воздастся. Не помнишь? Они когда-то были богатыми. Извоз у них был, ну, потом, конечно, уже ничего не было. Ты представляешь, Клавдия Федоровна до сих пор жива. А Сима умерла полгода назад от рака.

Елизавета. Боже мой! Пол-улицы было Винаверов, и чтоб осталась одна Сима!

Эсфирь. Ты что, оглохла? Я же тебе говорю, Сима тоже умерла. Но сначала она родила дочку! Она родила жену для Лёвы, вот что она сделала! (Пауза.) Конечно, она рано умерла, ей было всего пятьдесят лет. Жила одна, с дочкой, без мужа. Музыку преподавала, и, видно, туго ей приходилось. Я навела справки и пришла сначала к Коноплянниковой Клавдии Федоровне. Ей лет девяносто, она почти ничего не видит. Дай ей Бог здоровья! Потом пошла к Сонечке. И вот Сонечка сама открывает мне дверь!

Елизавета. Ты ее привезла?

Эсфирь. Нет, Лиза. Ты же знаешь, все Винаверы очень порядочные люди. Сонечка работает воспитательницей в детском садике, и она не может уехать, пока не найдут замену. Я, конечно, ей сказала, чтобы она взяла отпуск, но отпуск она пока брать не может, она там только пять месяцев работает. Но она сказала, что приедет, как только найдется ей замена.

Елизавета. И что же, она сразу согласилась выйти за Лёву?

Эсфирь. Ты что, Лиза, совсем сумасшедшая? Мишу-гене, ей-богу! Кто же ей это предлагал? Она приедет, увидит его, и зачем это я буду забегать вперед?

Елизавета. А вдруг он ей не понравится?

Эсфирь. Кто? Лёва? Как это он может не понравиться? Он такой остроумный, и красивый, и кандидат физико-математических наук, и на пианино играет. Ну, что ей еще нужно, я тебя спрашиваю?

Елизавета. Вообще, конечно, да. Наш Лёва действительно…

Эсфирь. А я что говорю? И честно тебе скажу, я уже почти забыла, как делается старинная русская гладь и атласное шитье… Я одену ее как куколку – и с каким удовольствием!

картина вторая

В квартире Елизаветы Яковлевны. Перед накрытым столом сидит Эсфирь Львовна. Она сияет седой стриженой головой. Одета с отменным вкусом. Торжественна.

Эсфирь. Ну что ты так сидишь, как лимон проглотила?

Елизавета. Ай, не хочу тебе говорить…

Эсфирь. Не хочешь, не говори. Очень мне нужно знать, в каком месте у твоей Анастасии болит.

Елизавета. Нет, Фира. Здесь Анастасия Николаевна ни при чем.

Эсфирь. Ну, значит, в роддоме у тебя что-то приключилось… Что там у тебя?

Елизавета. Вчера ребенка потеряли. Из-за этих проклятых протезов.

Эсфирь. Что ты мелешь? Из-за каких протезов?

Елизавета. Я делаю новые зубы. И вчера у меня была примерка, утром. Мне пришлось поменяться с Федоровой, и я вышла в другую смену. А моя теперешняя смена – это ужас! Валечка Рыжова в отпуске, а эти молодые не умеют работать. И не хотят. Я как чувствовала – что-нибудь у них случится! Они потеряли ребенка!

Эсфирь. Что ты так убиваешься, Лиза? И раньше рождались мертвые дети, и довольно-таки часто, это теперь стало редко, а раньше сплошь и рядом…

Елизавета. Этот ребенок был хороший здоровый мальчик. Они не справились с пуповиной, было двойное обвитие. Такая красивая женщина, татарка или туркменка, молодая. Первые роды. Первенца потеряла.

Эсфирь. Молодая, еще родит.

Елизавета. Этого ребенка больше никто не родит.

Эсфирь. А ты что там, одна работаешь, что ли? А куда смотрят ваши врачи? Кроме тебя, некому принять?

Елизавета. Я же тебе говорю – плохая смена. Совсем молодые девочки, не понимают, что такое акушерка. Акушерка должна сама каждый раз родить вместе с роженицей. А это трудно. Когда принимаешь роды, чтобы женщина не порвалась, чтобы ребенок не измучился, ты всё время держишь их в руках. У меня же руки как у хорошего мужика. (Поднимает руки.) Это тяжелая работа, Фира.

Эсфирь. Что ты хвалишься? Где ты видела легкую работу? Может, ты думаешь, у меня легкая работа?

Елизавета. Что ты, что ты, Фирочка! Я очень хорошо знаю, что за каторга это портняжное дело! То, что можешь ты, этого никто не может!