Сонеты 33, 34, 35 Уильям Шекспир, — лит. перевод Свами Ранинанда

Заключительно двустишие сонета 33 выделено в одно предложение, где повествующий традиционно подводит черту заключительной репликой, как бы ненароком.

«Yet him for this my love no whit disdaineth,

Suns of the world may stain when heaven's sun staineth» (33, 13-14).

«Всё же он от этого моей любовью ни на йоту не пренебрегался,

Солнечность мира могла замараться, когда запятнано небес светило» (33, 13-14).

В строках 13-14, повествующий бард подтвердил свою постоянную приверженность чувству отеческой любви к юноше: «Всё же он от этого моей любовью ни на йоту не пренебрегался, солнечность мира могла замараться, когда запятнано небес светило».

Впрочем, напрашивался вопрос по поводу содержания строки 14 сонета 33: — «Откуда Уильям Шекспир мог знать об пятнах на солнце, или же это был литературный образ, пришедшей в голову драматурга в виде аллегории»?!

Можно предположить, что на мысль об «пятнах на Солнце» Шекспира могли сподвигнуть лекции Джордано Бруно, который повторно прибыл в Англию в начале 1570-х годов, уже при правлении Елизаветы I. Именно, тогда друг Шекспира Джон Флорио сблизился с Джордано Бруно, так как переводил на английский лекции и беседы Бруно, при его посещении Оксфорда.

Но ответ на вопрос не преминул быть, за образом «Солнца» сонета 33, поэтом мог подразумеваться барон Хансдон, который являлся самой высокопоставленной персоной, стоящей на втором месте по значимости и влиянию при дворе королевы. Кроме этого, именно, барон Хансдон, обворовывал авторские гонорары, которые причитались Шекспиру, за постановку пьес драматурга в театре «Глобус».

Краткая справка

Генри Кэри, 1-й барон Хансдон (Henry Carey, 1st Baron Hunsdon) (4 марта 1526 — 23 июля 1596) — английский дворянин и высокопоставленный придворный. Генри Кэри являлся лордом-камергером, назначенным королевой в качестве руководителя и покровителя театральной труппы ставившей пьесы Шекспира. Барон Хансдон имея высокое дворянское происхождение, в действительности был влиятельной персоной, входящей в состав Тайного Совета, являясь двоюродным братом королевы Елизаветы I.

Однако, вполне вероятно, что за образом «Солнца» сонета 33 скрывался Генри Кэри, 1-й барон Хансдон был братом королевы Елизаветы I, только двоюродным, в отличие мифологического Аполлона, которому Артемида, которая олицетворяла Луну приходилась — сестрой-близнецом.

(Примечание: для ознакомления читателем предоставляю критические дискуссии и заметки, имеющие прямое отношения к сонету 33, которые могут заинтересовать исследователей, занимающихся углублённым изучением наследия гения драматургии. Текст предоставленного материала в ходе перевода максимально сохранен по этическим соображениям, поэтому автор эссе не несёт ответственности за грамматические сокращения, стилистику и пунктуацию ниже предоставленного ознакомительного архивного материала).

Критические дискуссии и заметки к сонету 33.

Критик Делиус (Delius) констатировал: «(в сонетах 33—35) мы можем увидеть только поэтические вариации на тему места происшествия из T. G. V. последней сцены». (Jahrb., 1: 42).

Критик Сполдинг (Spalding) дополнил: «(из сонетов 33—38 ясно, что юный друг) сказал или сделал нечто такое, что повлияло на жизнь Sh., «like a knife to the heart», словно ножом по сердцу». (Это не интрига, как в S. 40—42, а, как предполагалось в S. 36—37 в нежелании или отказе друга, возможно, запуганного его сообщниками признать свою дружбу с Sh.) (Gent. Mag., 242: 307).

Критик Эдвард Дауден (Edward Dowden) предположил: «Похоже, с этого сонета начинается новая группа. В ней рассказывается об обидах (из-за ущерба репутации) причинённых Sh. его (юным) другом».

Критик Джордж Уиндхэм (George Wyndham) предложил свою версию: «(эта группа) первая из наиболее личных сонетов (которая образует следующую группу 36-42). ...Биографический интерес этой группы (по-видимому) привлёк к ней незаслуженное внимание за счёт других. Многие предполагают, что все сонеты посвящены этой теме, или, по крайней мере, что здесь звучит наиболее громкая нота страсти. Но это не так. Из всех десяти самое большее три можно назвать трагическими. Это 34-й, но это возникает из прекрасных образов 33-го; но в 36-м они заканчиваются, «Я люблю тебя в таком виде, какой ты являешься моим, был добыт добрым отзывом; и в 40-м, но заканчивается словами: «Мы не должны быть врагами». Тридцать третий (сонет) действительно прекрасен, но остальные возвращаются к ранней теме простого увековечения или выражены в заумных или игривых выражениях, из-за которых невозможно поверить, что они отражают боль души... Зная, что он чувствует (ощущая эту боль) ...сможем ли, мы вообще выразить тоску и страсть; не абсурдно ли, нам находить свидетельства того и другого в этих сонетах, написанных, как они есть о личном горе, но в духе сознательного искусства»? (Intro., P. CXI). (Звуковой смысл, оживляющий эту ноту Уиндхэма, делает её, на мой взгляд, заслуживающей особого внимания. Настолько примечательна, с другой стороны, грубая буквальность следующего примечания. — Ed.).