Сонеты 55, 151 Уильям Шекспир, - литературный перевод Свами Ранинанда

Продолжая тему, можно добавить, что в любом художественном произведении классической русской литературы можно встретить слова эвфемизмы. Например, в романе «Преступление и наказание», написанном Фёдором Достоевским, Родион Раскольников заменяет слово «убийство» эвфемизмами «это» или «дело». По ряду причин, в частности суеверий в некоторых областях деятельности человека возникли слова эвфемизмы. К примеру, в рискованных профессиях широко распространены суеверия, что приводит к возникновению такого явления, как слова эвфемизмы. Так, в среде лётчиков и космонавтов не принято говорить «последний», вместо этого используется эвфемизм «крайний». Согласно народным поверьям, произнесение вслух слов обозначающих названия представителей демонических силы означает призвать их к себе, поэтому вместо слов «чёрт», «бес» или «дьявол» в народе со времён средневековья для обозначения использовались слова эвфемизмы: «лукавый», «рогатый», «обольститель», «хвостатый с копытами» или «нечистая сила».

Чрезмерное обилие слов эвфемизмов приводит, как правило к их речевой избыточности. Кроме того, они могут создать у читателя ощущение, что автор таким образом, желает уйти от возникшей проблемы. Некоторые эвфемизмы со временем изменяют значение и конечном счёте могут перестать выполнять свою изначальную функцию и стать словами непристойностями. Например, слово «хрен», как сельскохозяйственная культура. А при подаче этого слова в определённом контексте, оно звучит в разговорном сленге, как крайне неприличное слово.

Достоверно известно, что в елизаветинскую эпоху литераторы и поэты Англии имели склонность к игре слов в своих произведениях, это предоставляло возможность в дополнительном двойном или множественными толковании слов.

Использование эвфемизмов значительно смягчало негативную «нагрузку» на текст бранных или матерных слов, хотя в большинстве случаев по эвфемизму, либо по смыслу текста можно установить, какое слово он заменяет.

Повествующий бард завершает фразу из предыдущего четверостишия: «не оставляет более для плоти выбора отныне / поднимаясь на твоё имя указывая на тебя / О боже! Как триумфальный его приз».

«Говоря о своей эрекции полового органа, которая возникает «при (её) имени», он шутит относительно женщины: «указывал на её… как триумфальный приз». «Более уродливого и отталкивающего образа ещё не было в английской литературе», — с возмущением резюмировали современные критики о сонете 151. С позиции представителей академической науки содержание сонета 151 выглядит для литературы, как недостойная провокация.

Продолжая говорить о половом органе мужчины, автор в иронической форме даёт характеристику своего органа, заявляя, что «поднимаясь на твоё имя указывая на тебя» при этом «великолепный, в своей гордыне». В апофеозе кратковременного адюльтера «он согласился бедным …слугой стать», а именно тёмной леди.

No want of conscience hold it that I call

Her “love” for whose dear love I rise and fall. (151, 13-14).

Не которые выражения и фразы могут вызвать у читателя чувство недоумения, когда повествующий заявляет, что у его мужского полового органа нет совести. В то время, как его ум и сознание находятся во власти похотливого напряжения. Поэт умышленно называет вожделение, которое он испытывает к тёмной леди, «любовью», которую он помещает в единственное слово в тексте оригинала на английском поместив в кавычки: «любовь». В данном случае кратковременное чувство влюблённости и похоти, заглушившей его волю к самообладанию. По мнению ряда критиков, подобная манера написания, как в сонете 151 Шекспира, была свойственна его современнику Христоферу Марло.

Повествующий бард утверждает, что для её «дорогой любви» он «поднимается и падает», остроумно предлагает двусмысленное истолкование его внутреннего «Я» в виде самости, сопоставляя с частицей плотской, мужского детородного органа, которые одновременно поднимаются и падает по воле и желанию возлюбленной.