Соня, уйди! Софья Толстая: взгляд мужчины и женщины

8 октября. Опять дневник, скучно, что повторение прежних привычек, которые я все оставила с тех пор, как вышла замуж. Бывало, я писала, когда тяжело, и теперь, верно, оттого же.

Эти две недели я с ним, мужем, мне так казалось, была в простых отношениях, по крайней мере мне легко было, он был мой дневник, мне нечего было скрывать от него.

А со вчерашнего дня, с тех пор, как сказал, что не верит любви моей, мне стало серьезно страшно. Но я знаю, отчего он не верит. Мне кажется, я не сумею ни рассказать, ни написать, что я думаю. Всегда, с давних пор, я мечтала о человеке, которого буду любить, как о совершенно целом, новом, чистом человеке. Я воображала себе, и это были детские мечты, с которыми до сих пор трудно расстаться, что этот человек будет всегда у меня на глазах, что я буду знать малейшую его мысль, чувство, что он будет во всю жизнь любить меня одну…

Теперь, когда я вышла замуж, я должна была все свои прежние мечты признать глупыми, отречься от них, а я не могу. Все его (мужа) прошедшее так ужасно для меня, что я, кажется, никогда не помирюсь с ним. Разве когда будут другие цели в жизни, дети, которых я так желаю, чтоб у меня было целое будущее, чтоб я в детях своих могла видеть эту чистоту без прошедшего, без гадостей, без всего, что теперь так горько видеть в муже. Он не понимает, что его прошедшее – целая жизнь с тысячами разных чувств, хороших и дурных, которые мне уж принадлежать не могут, точно так же, как не будет мне принадлежать его молодость, потраченная бог знает на кого и на что. И не понимает он еще того, что я ему отдаю все, что во мне ничего не потрачено, что ему не принадлежало только детство…

(С. А. Толстая. Дневник)

Что происходит? Опять его ранний дневник, который он опрометчиво дал ей прочитать перед свадьбой? Да, это было его ошибкой. Но ведь это тупик, в который она сама себя загоняет! Его молодость никогда не будет ей принадлежать! Она что, этого не понимала, когда выходила замуж за 34-летнего мужчину? И даже если бы в его молодости не было других женщин, было бы что-то другое, что ей уже никогда не будет принадлежать. Странная логика! Я отдала тебе себя всю, а ты мне себя всего не отдал. Ты не отдал мне свою молодость. Но Толстой же не волшебник!

Знаете, как это называется? Деспотическая любовь. Отдай мне себя всего, до капли, до последней клеточки, до последней извилины твоего головного мозга! Отдай мне свою молодость! Отдай мне всего себя, как я всю себя тебе отдала! А если это невозможно, я буду страдать, страдать, страдать!

Все начало Дневника – это выражение страдания, причем страдания от невероятной любви, но, простите, какой-то ненормальной любви. «Я бы его задушила от любви!» «Если б я могла его убить, а потом создать нового, точно такого же, я и то бы сделала с удовольствием!» Это я и называю деспотической любовью. И она – невыносима для мужчин такого психотипа, как Толстой. Толстой никогда никому не позволял до конца вмешиваться в его внутренний мир. Толстой не выносил вмешательства в свой мозг. Когда в середине 60-х годов он упал с лошади и сильно вывихнул правую руку, в Москве ему делали операцию под наркозом. На него не подействовали ни первая, ни вторая дозы эфира. Когда ему дали третью, он «отключился» так, что врачи испугались, не умер ли он.