Сонька. Конец легенды

— Не кто, а оба. Она вас не видит, вы — ее. Про такую жизнь бедный Зяма может только мечтать!

Когда клиент уселся в кресло, Зяма накинул на его грудь довольно застиранную тряпку и спросил:

— Так на что больше всего жалуетесь, уважаемый?

— На зубы.

— На зубы? На зубы не жалуются. Их либо сразу вырывают, либо под конец ставят новые. — Зубник залез металлической ложечкой в рот пациенту, приказал: — Рот поширше и никаких слов.

Тот выполнил его приказ. Зяма какое-то время внимательно изучал полость рта, затем с возмущением воскликнул:

— Вы пришли сюда с целью показать, что Зяма полный поц?

— Я пришел показать вам зубы.

— Вашими зубами, уважаемый, можно с одного раза перекусить все портовые канаты, а вы крутите мне мои больные бейцы! — зубник укоризненно покачал головой. — Нет, вы наверняка пришли до моей бывшей жены и решили зубами заморочить мне голову! — И громко позвал: — Сарочка, принимай клиента! Он спутал специально адрес!

— Нет, Зяма, — возразил «жених» с улыбкой, — я пришел именно к вам, потому что имею к вам интерес.

— Интерес ко мне? — изумился тот. — С каких это пор мной стали интересоваться упитанные и немного потные господа?.. Неужели я так плохо выгляжу?

— Выглядите вы замечательно, — продолжал улыбаться пациент, — а интерес у меня к вам особый. — Филер достал из нагрудного кармана коленкоровую книжечку, поднес к глазам Зямы. — Сыскной отдел полиции, Зяма.

Тот отвел его руку, пожал плечами.

— Только не устраивайте мне полный капец, молодой человек! Зяма похож на какого-нибудь сумасшедшего революционера?

— Я хочу задать вам пару вопросов.

— Думаете, я такой умный, что могу ответить хотя бы на один?

— На один точно ответите. — «Жених» теперь уже из внутреннего кармана фланелевого пиджака достал фотографию Михеля, сделанную уже в полиции. Причем Михель на ней неестественно широко улыбался, демонстрируя металлические зубы. — Ваша работа?

— Если бы вы, мужчина, были не из полиции, вы бы сейчас уже выбирали себе место на кладбище. А так отвечаю — да, это работа Зямы Шнеерзона.

— Этот господин приходил к вам один?

— Вы имеете в виду — без полиции?

— Я имею в виду — без женщин.

— Женщины были, — кивнул Зяма. — Сидели в экипаже и очень радовались моей работе.

«Жених» достал фотографии Соньки и Михелины.

— Эти?

— Физиономий не помню, а зубы я бы им точно повставлял. Видать, дамочки долго кушали не то, что надо, и жили не там, где нужно. Особенно пожилая… А не подскажете по секрету, что за интерес у вас к этим двум прошмандовкам?

— Подскажу, только не сегодня, — засмеялся Лев Петрович.

— Это не те самые дамочки, о которых шумит весь город и из-за которых полиция гоняет своих поцев по дворам с фотоснимками?

— Какие дамочки?

— Вы заплатите или я скажу это бесплатно?

Жених достал из кармана три рубля. Зубник оценил подачку, презрительно пожал плечами:

— Совсем поганые дела в полиции, если дают деньги за сплетни, — однако сунул деньги в карман и сообщил: — В городе говорят за Соньку и за ее дочку. А ихнего мужа, говорят, уже повязали.

Почти в то же самое время в похожем одесском дворе Яша Иловайский сидел на скамейке под виноградной лозой, растирал в небольшом казанке черную краску, внимательно слушал Груню Гудзенко.

— Бежала из Сахалина. С каторги, — горячо рассказывала она. — Почти полгода на пароходе. Все пришлось пережить — жару, голод, измывательства. И все это ради чего?.. Ради того, чтобы вырваться на волю. Почувствовать себя человеком. И вот вырвалась. И что?.. Хожу по чужому городу, без денег, без родных, никого не знаю… Слезы душат, ноги не держат, руки опускаются…

— Послушайте, мадам, — не выдержал наконец Яша. — Какая мне оттого польза, что я вас так внимательно слушаю? Что вы хотите своей историей мне сообщить? Что у вас нет денег?.. Так скажите прямо и идите своей дорогой!

— Деньги есть, — Груня стала суетливо развязывать узелок. — Только совсем немного. Сколько возьмете за паспорт?

— Возьму столько, чтоб мне не было обидно, а вас не торкала полиция.

— Сколько?

— С вас полкатьки, мадам.

Гудзенко достала из узелка свернутые деньги, пересчитала их.

— Не хватает.

— Хорошо, — согласился Иловайский. — Приходите, когда удачно кого обворуете, або нахально станете плакать где-нибудь на Дерибасовской.

— А как за меня заплатит сестра?

— Какая сестра? — удивился Яша. — Вы в этом городе имеете такую сумасшедшую сестру, которая платит за фуфло?

— Мы бежали вместе… На одном пароходе!

Иловайский перестал мешать краску, уставился на женщину.

— И где же она теперь?

— Здесь, в Одессе… Она была у вас! С дочкой! — Груня достала из-за пазухи две фотографии, показала Яше. — Помните?.. Тоже заказывали документы!

— Мадам!.. Если вы имеете меня за полного поца, то я имею вас за идиотку. Кому вы парите мозги, мадам?.. Если вы из полиции, то прямо так Яше и скажите. И я по-скорому пошлю вас если не на Дерибасовскую, то совсем в обратном направлении.

— Клянусь, сестра, — перекрестилась Груня. — Сонькой зовут… Сонька Золотая Ручка!.. Воровка! А дочка Михелина!.. Они уже забрали паспорта?.. На какую фамилию?

Иловайский поднялся.