Сонька Золотая Ручка. История любви и предательств королевы воров

— Извини, милый, — повисла она на шее барона, — женщина всегда должна прекрасно выглядеть в глазах любимого!

— Ты всегда выглядишь прекрасно, — чмокнул ее в щечку Лощинский.

Пан поставил открытую бутылку на столик, разлил вино по чистым фужерам. Беглецы чокнулись, выпили.

— Ну? — вопросительно посмотрел на Соньку барон.

— Спасибо, любимый. Совсем другое дело.

— Знаешь, я даже испытал какое-то удовольствие, когда сам лично выбирал для тебя вино.

— А я скучала… Так скучала, что еле дождалась своего птенчика!

Поезд стал замедлять ход, за окном поплыли дома какого-то городка.

Проводник, проходя по вагону, громко сообщил:

— Станция Пшибички! Панове, станция Пшибички! Стоянка десять минут!

— Какая станция? — забеспокоилась Соня. — Как он сказал?

— По-моему. Пшибички, — пожал плечами барон.

— Боже, Пшибички! — вскочила девушка. — Как же это я забыла? Пшибички!..

Она стала суетливо собирать свои вещи: сняла с вешалки шляпку, вынула из корзины кофточку, взяла на руки ребенка. Барон удивленно наблюдал за нею.

— Ты это куда?

— Я же совсем забыла! — бросила Соня. — В Пшибичках меня должна встречать сестра Евдокии!

— Какой Евдокии?

— Евдокии! Сестра моей мачехи! Забыл, что ли? — Она открыла дверь купе. — Сейчас вернусь, — и выскочила в коридор вагона, оставив пана Лощинского в полном недоумении.

Соня выбежала на привокзальную площадь, увидела бричку, бросилась к ней. Легко вскочила на подножку, крикнула извозчику:

— Гони!

— Куда, пани?

— Пока прямо, потом скажу!

Мужик ударил по лошадям, и бричка резво понеслась в сторону узких улочек города.

Тем временем пан Лощинский стоял возле вагона, тревожно высматривая исчезнувшую девушку. Прозвенел вокзальный колокол, состав тронулся. Барон еще растерянно посмотрел по сторонам и на ходу вскочил в вагон.

* * *

Фаэтон несся по улицам Пшибичек, распугивая прохожих, разгоняя кур и гусей. Наконец повозка выскочила на окраину, и извозчик остановил лошадей.

— Все, дальше некуда. Приехали.

— Варшава далеко отсюда?

— Двадцать верст.

— Гони.

— А денег хватит?

Соня полезла в карман кофты, достала несколько купюр, протянула ему:

— Хватит?

— Через час будем в Варшаве! — радостно рассмеялся извозчик и ударил по лошадям.

От ветра и тряски проснулась Ривочка, заплакала.

Соня стала укутывать ее, прижимать к себе, но ребенку, видно, было холодно, он плакал все громче. Соня стянула с себя кофту, накрыла девочку, и та наконец затихла. Бричка, покачиваясь, ехала по неровной дороге, извозчик тихонько напевал что-то себе под нос. Соня полезла в корзинку, нащупала плотный пакет с деньгами и довольно усмехнулась.

* * *

Больница была лучшей в Варшаве: с мраморным полом, дорогими светильниками на белых стенах и даже собственным ботаническим садом.

Палата, которую заняла Соня, была самой дорогой в детском отделении. Ривочка лежала в кроватке и натужно кашляла, задыхаясь. Рядом с ней стояли немолодой доктор и Соня. Доктор печально качал головой, иногда бросал укоризненный взгляд на мать.

— Плохо, совсем плохо.

— Сделайте что-нибудь. Я хорошо заплачу. — В глазах Сони стояли слезы.

— Здесь деньги не помогут, — усмехнулся доктор, — у ребенка двухстороннее воспаление легких.

— Откуда это взялось?

— Вам виднее, пани. Где-нибудь застудили.

Соня стала тихонько плакать. Подсела на стул к кроватке дочери, погладила ее по горячей голове. Доктор залюбовался ее длинными тонкими пальцами, подошел поближе:

— У вас очень красивые руки.

— Да, — сквозь слезы согласилась она и опять усмехнулась. — Красивые… Соня Золотые Ручки. — Подняла на доктора глаза. — Сделайте что-нибудь. Прошу вас, пан доктор.

— Вы иудейка?

— Да.

— Здесь неподалеку есть синагога, пойдите помолитесь. Особенно если грешны.

— Грешна, — шепотом ответила девушка.

— Вот и идите. А Господь поможет вашей девочке.

Соня послушно последовала к двери.

Она неторопливо брела по шумной улице большого города, ни на кого не обращала внимания и тихонько плакала.

Синагога действительно находилась совсем недалеко. Девушка постояла какое-то время при входе, затем направилась внутрь. Синагога была почти пустая. Соня выбрала себе укромное местечко, закрыла глаза и стала молить Господа о помощи, о поддержке, о милости. Слезы текли по ее щекам.

* * *

Рива кашляла так надрывно и тяжело, что смотреть на ее мучения было невыносимо. Девочка временами начинала громко плакать, потом тут же затихала и снова начинала кашлять. Соня беспомощно сидела рядом, гладила малышку по голове, меняла влажную тряпочку на ее лобике.

* * *

В пасмурный день кладбище казалось унылым. Плитка на могиле умершей Ривочки была аккуратная, даже изящная. Соня в полном одиночестве и отрешении стояла перед нею, не молясь, ничего не произнося. Просто смотрела перед собой и молчала. Она повернулась, чтобы уйти, и тут увидела того самого доктора, который лечил Риву. Он издали сочувственно поклонился ей, приложив руки к груди. Соня никак ему не ответила и направилась к кладбищенским воротам.