Сонька Золотая Ручка. История любви и предательств королевы воров

Сонька последовала его приказу и, опустившись на колени, сначала коснулась лбом фолианта, затем поцеловала изображение Червонного Валета.

* * *

Мамай лично провожал Соньку к выходу. К ним подошел вор, стоявший при дверях, что-то прошептал духовому на ухо. Тот понятливо кивнул, сказал Соньке:

— Докладают, что возле парадного и вокруг дома кишмя кишат шпики. Видать, тебя стерегут.

— Переждать? — спросила девушка.

— Нет, езжай. Тебя, Сонька, малявка ждет. Переоденем тебя под мужика, и езжай с богом, — он хитро улыбнулся. — Пока тебя здесь избирали, вещички твои перебросили в другую гостиничку. Так что филеры и прочий народишко пусть тебя еще поищут.

* * *

У парадного подъезда шпиков было человек семь, не меньше. Один стоял прямо в парадном, двое на улице, еще один на ступеньках, остальные сидели в повозке и внимательно отслеживали как входящих в дом, так и покидающих его.

Вот из парадного вышли двое господ, — один выделялся по-мальчишески тонкой фигурой. Пара направилась к поджидающему фаэтону. Шпики моментально насторожились, один буквально перед носом выходящих пересек дорогу и, заглянув им в лицо, подал знак остальным, что вышедший объект не представляет интереса. Господа уселись в экипаж, и извозчик ударил по лошадям.

* * *

В сопровождении московского вора Кирпы Сонька с Михелиной на руках подошла к двери квартиры Блювштейнов, дернула за шнурок звонка. Дверь открылась, и на пороге возник Блювштейн-отец, одетый в тяжелый халат. Он сразу узнал Соньку, обрадовано улыбнулся, засуетился:

— Боже, Софочка! Вот уж не ожидал, — он распахнул дверь шире. — Прошу вас, проходите.

Кирпа остался на площадке, Сонька вошла в квартиру.

Блювштейн проводил Соньку в гостиную, заглянул в личико улыбающегося ребенка.

— Это… Михелина?

— Михелина.

Старик вдруг стал тихонько плакать, он вытирал слезы рукавом халата, громко сморкался.

— Вы, Софочка, сдержали слово. Благодарю. Михель был бы просто счастлив. — Он взял из рук девушки сверток, снова посмотрел на лицо младенца. — Похожа на Михеля… Одно лицо, — и кивнул гостье: — Присаживайтесь, я сейчас приготовлю чай.

— А Сара где? Позовите, я хочу ее увидеть.

— Сара… Где Сара? — печально повторил Блювштейн. — Сарочки здесь больше нет. Она поменяла квартиру. Теперь она у Господа Бога.

— Она умерла?

— Да, Сарочка умерла. Полгода я живу в этих комнатах один.

— Она болела?

— А вы как думаете? Может ли мать не болеть, когда единственный и любимый сын в кандалах и с киркой в руках находится за тысячи верст и она никогда его больше не увидит. — Он улыбнулся ребенку. — Знаете, это счастье, что вы приехали. Теперь мне будет не так одиноко, ведь нас будет трое — вы, Михелина и я, старый больной еврей. У нас будет хорошая семья, Софочка.

Сонька отрицательно повела головой:

— Я не смогу жить с вами. Я скоро уеду.

— Уедете? Почему? — испугался старик. — У вас выступления? Вы, наверное, много концертируете?

— Много. Очень много, — усмехнулась девушка. — Без этого я не могу жить.

— И вы заберете с собой Михелину? — Блювштейн с тревогой смотрел на гостью. — Заберете, и я снова останусь один?

— Нет, — улыбнулась Сонька. — Девочку я оставлю на вас. Если, конечно, не возражаете.

— Боже… Боже мой… — Профессор вдруг стал целовать руки Соньке. — Какое счастье! Какой подарок! У меня начнется новая жизнь, — посмотрел на пальцы Соньки, улыбнулся. — У вас удивительные пальцы. Пальцы настоящего музыканта.

— Благодарю, — она поцеловала его в седую голову. — Вы ни в чем не будете нуждаться. Ни вы, ни Михелина. Это я беру на себя. Моя профессия приносит хорошую прибыль.

Он внимательно посмотрел на нее:

— А от Михеля ничего? О нем ничего не слышно?

Сонька усмехнулась:

— Оттуда почта не идет.

— Знаю, понимаю. И все-таки надеюсь, что когда-нибудь услышу хоть что-то о сыне. — Он внимательно посмотрел на Соньку. — Вас, случайно, судьба, учитывая вашу деятельность, не забросит в те края, куда сослан Михель?

Она засмеялась:

— Все может быть. У меня такая деятельность, что судьба может забросить куда угодно. Даже на рудники. К Михелю.

— Я был бы счастлив, Софочка! Хотя бы маленькую весточку от нашего дорогого сыночка.

ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ

Было довольно рано: еще нежаркое утреннее солнце будило город. Сонька и московский вор Шило расположились за письменным столом и внимательно изучали каталоги ювелирных магазинов Первопрестольной. Каталоги были объемные, пухлые, напечатанные на хорошей бумаге. Номер воровка снимала просторный, находился он в доме на набережной Москвы-реки, и из окон открывался изумительный вид.

— Хороша ювелирка Хлебникова на Петровке, — ткнул вор в одну из страниц.

— Чем хороша? — спросила Сонька.

— Гляди, как все пропечатано.

— Сам бывал там?

Вор рассмеялся:

— Кто ж меня пустит?

— Откуда знаешь, что магазин хорош?

— Молва людская. Сказывают, там все в золоте. Даже стены. Простого люда туда за милю не пущают.

— И что, никто из товарищей его не брал?

— Пробовали. Делали круги, но на том и остановились.

— Что так?