Сонная Лощина

– Ты имела основание всплакнуть о ее судьбе, – продолжала свои пояснения тетушка, – ибо возлюбленный Сорааиды был твоим предком. Он долго горевал о своей несравненной мавританке, но время исцелило его печаль, и он женился на испанской девушке, которая была твоей прапрабабкой.

Эти слова заставили Хасинту задуматься. «То, что я видела, не может быть фантазией моего ума, – сказала она себе, – я в этом твердо убеждена. Если это действительно дух робкой Сорааиды, который, как я слышала, носится вокруг этой башни, то чего мне страшиться? Этой ночью я буду сторожить его у фонтана: быть может, он повторит свое посещение».

Около полуночи, когда все успокоилось, она снова заняла свое место в зале возле фонтана. Как только на дальней сторожевой башне Альгамбры пробил полночный час, вода в фонтане опять замутилась, пошла пузырьками, закипела и стала бурлить, и опять, как в прошлый раз, из нее начала медленно подниматься мавританская девушка. Она была юной и прекрасной: ее платье было богато отделано драгоценными самоцветами, и в руках она держала лютню из чистого серебра. Хасинта затрепетала и почувствовала, что теряет сознание, но мягкий и жалобный голос явившегося пред нею призрака и выражение его бледного горестного лица возвратили ей утраченное спокойствие.

– О смертная, – молвила мавританка, – что тебя мучает? Почему твои слезы мутят мой фонтан и твои вздохи и жалобы нарушают безмолвие ночи?

– Я оплакиваю неверность возлюбленного; я скорблю о своем одиночестве и о мимолетной любви.

– Не печалься, твои страдания продлятся недолго. Ты видишь пред собою мавританскую принцессу, которая, подобно тебе, не знала счастья в любви. Рыцарь-христианин, твой предок, завладел моим сердцем и хотел взять меня в свою родную страну, в лоно своей католической церкви. В душе я была готова к крещению, но мне недостало решимости, которая была бы равна моей вере; я замешкалась и опоздала. За это я пребываю во власти злых духов и останусь зачарованной до тех пор, пока какая-нибудь христианка не согласится снять с меня магическое заклятие. Готова ли ты взять на себя эту заботу?

– Готова, – ответила дрожавшая от волнения девушка.

– Подойди, в таком случае, ближе и не страшись: омочи свою руку в фонтане, окропи меня водой и крести по обряду твоей религии; таким образом с меня будет снято заклятие, и мой мятущийся дух обретет наконец мир и покой.

Девушка боязливыми и неуверенными шагами подошла к мавританке, омочила свою руку в фонтане, набрала в ладонь воды и окропила ею бледное лицо призрака.

Он улыбнулся, засветившись несказанною кротостью и добротой, положил свою лютню к ногам Хасинты, скрестил на груди белоснежные руки и мгновенно исчез; Хасинте показалось, что в фонтан низвергнулись ливнем капли росы.

Хасинта удалилась из зала, испуганная и изумленная. Ночью она почти не спала и, очнувшись на рассвете от тревожного сна, сочла все происшедшее беспорядочным сновидением. Сойдя в зал, она убедилась, однако, в обратном, ибо увидела возле фонтана серебряную лютню, сверкавшую в лучах восходящего солнца.

Она поспешила к тетушке, чтобы поведать ей о случившемся, и, в подтверждение правдивости своего рассказа, позвала ее взглянуть на серебряную лютню. Если бы славная женщина вздумала сомневаться, ее сомнения должны были бы тут же рассеяться, едва Хасинта коснулась чудесного инструмента, ибо она извлекла из него до того дивные звуки, что пред ними не устояла даже непорочная Фредегонда, и они растопили ее ледяную душу, наполнив эту область вечной зимы живительной радостью. Ничто, кроме неземной мелодии, не могло бы произвести подобного действия.

Колдовская власть лютни с каждым днем проявлялась все явственнее и явственнее. Она пленяла прохожих, путь которых шел мимо башни: они останавливались как зачарованные, затаив дыхание от восторга. Даже птички и те собирались на ближних деревьях и, прекратив свои песни, в немом молчании слушали волшебную музыку.

Слух об этом вскоре распространился по всему городу. Жители Гранады толпами приходили в Альгамбру, чтобы насладиться звуками неземной музыки, разносившейся вокруг башни Принцесс. Прелестная маленькая музыкантша была в конце концов извлечена из своего затворничества. Богатые и знатные люди соперничали друг с другом, желая принять ее у себя и воздать ей должный почет, вернее, при помощи чар ее серебряной лютни привлечь в свои гостиные отборное общество. Куда бы она ни отправлялась, ее тетушка неотступно следовала за ней в качестве дракона-хранителя, и ее присутствие нагоняло страх на толпы страстных поклонников, приходивших в восторг от мелодий Хасинты. Молва об источаемых ими колдовских чарах неслась из города в город. Малага, Севилья, Кордова по очереди сходили с ума от толков о сказочной лютне; во всей Андалусии ни о чем больше не говорили, кроме как о прекрасной альгамбрской музыкантше. Да и могло ли обстоять дело иначе у народа столь музыкального и чувствительного, как андалусцы, тем более что лютня была волшебной, а музыкантшу вдохновляла любовь?