Сонная ученица

- Спасибо, - я подняла ладонь и он легонько ударил по ней своей. Все понимает, хоть и эльф… хоть почти орк.

Уединившись в своей комнате, я вытащила бережно хранимые записи Номара и уложила на подушку перед собой. Пора проверить мою догадку. Задернув шторы, укрывшись одеялом, я закрыла глаза. Пять. Четыре. Три…

Я не ошиблась. С первых страниц шли описания работы и подробные чертежи десятков удивительных механизмов, слова заклинаний для сборки и запуска, и даже для перевода созданных творений в быстрые заклинания. М-да, действительно заманчиво заключить ту же Сферу Наблюдения в украшение наподобие моего браслета, и вызывать ее по мере надобности. Только ни Номар, ни Лиц использовать свои разработки после взрыва не могли. Здесь требовалось совершенное владение двумя сторонами чародейства - явной и сонной.

Я полистала тетради и поняла, отчего Лиц погубил Номара. Владыка Светлого Совета Ири не смог смириться, что его бывший ученик продолжает удивительные путешествия за грань привычной реальности, а он - могущественный эльф нет. Если прибавить к профессиональной зависти старые дрязги, недомолвки и недоговорки (они накапливаются даже между лучшими друзьями) - причин для взаимной неприязни более чем достаточно.

Сокол был поглощен своей бедой, ему было не до интриг и козней. Или было? Что я действительно знаю о своем учителе? Я встретила его усталым и больным, готового свалиться в пропасть отчаянья, но каким он был до взрыва? Ревинг оказался более близок с Лицем. Балзио тоже держался Анверо. Кого я так сильно любила и люблю?

Я возвратилась в явь перед закатом - алым и снежным. Туча, повисшая над столицей, сыпала мелкой белой крупой, тогда как весь западный край неба оставался ясным, солнечным. Я выбралась в центр Мизалны, наблюдая за зябко кутающимися в теплые одежды горожанами. Поговаривают, столь холодной зимы не было лет сто. А по мне - так лучше бы снег выпал по колено. Согласна, передвигаться по городу будет неудобно, зато как здорово смотрелась бы, к примеру, во-о-он то зеленоватое здание. Ему бы пошли насупленные снежные брови над темными очами окон, пушистые шапки на головах каменных драконов и химер, извивающихся перед входом и по краям крыши…

Пока я фантазировала подобным образом, ноги сами привели меня к храму Вольных. Ревинг в компании двух помощниц развязывал бантики на елках. На дорожке возле моста лежали метлы. Две просторных картонных коробки занимал прибранный мусор. Да, в ведьмаке-проповеднике погиб талантливый дворник.

Моему визиту он удивился. Стыдно радоваться разлуке с такой замечательной личностью, как я!

- Уважаемый Ревинг, - я смело ухватила его под руку и потащила к приглянувшейся мне беседке. - Вы обрадуете меня, если поведаете, каким был Номар? - ласковой лисой пропела я ему на ухо.

Ведьмак уселся напротив, потрогал сухие ветви дикого винограда, тянущиеся к сидению, и растерянно развел руками.

- Даже не знаю, что сказать. Ты, его ученица, должна знать и понимать Соколка гораздо лучше.

- И все-таки. Мне интересна ваша точка зрения.

- Как все. В смысле, как все увлеченные делом люди, в моменты вдохновения он был рассеян, бежал от людей, только бы не мешали творить, - начал он. - Характер у него, мягко говоря, оказался сложным. Сьятор легко вычеркивал из своей жизни тех, в ком он разочаровался. Как и все мы тогда, он был очень вспыльчив, любил покрасоваться. Не похвастаться, ибо пустого бахвальства терпеть не мог, а именно покрасоваться - "вот я какой!", особенно если знал - он действительно имеет на это право. Он любил похвалы в свой адрес, но принимал их с безразличным лицом, точно так и положено. Это многих бесило. Его считали зазнайкой, позером. Но каждое его очередное творение заставляло злопыхателей надолго заткнуться. Он умел быть щедрым, великодушным, заботливым, но предпочитал казаться циничным и язвительным. Так проще. И я склоняюсь к тому, что он прав. Никто из нас, за исключением разве что Арфиста-Лица не знал его по-настоящему, Ирава. Но я рад, что Номар был моим другом, и скорблю о его гибели.

Я поблагодарила и ушла бродить по заснеженным улицам, бережно неся в сердце впечатления и воспоминания. Снег иссяк, тонким слоем посыпав мостовые, и обещал в скорости растаять. Сумерки - лиловые, точно глаза моего любимого - медленно накрывали город прозрачным тонким платком. Скала, приютившая на груди императорский дворец, стягивала к себе лохматые тучи. И только верхние уступы еще ловили последние отблески солнца, рыжими пятнами расплывающиеся по черному холодному камню.

Дома меня ждали две новости. Во-первых, Нанда заявила, что завтра мы в полном составе отправляемся в Оперу. Возражения не принимаются, ибо она мечтает продемонстрировать своего обновленного мужа всем столичным сплетницам, но Людоед в одиночку идти наотрез отказывается. А во-вторых, Пучок договорился о моих документах. Позвав в ярко освещенную гостиную, он усадил меня на одну из разложенных на шкурах подушек и, устроившись напротив, сообщил: