Сонные глазки и пижама в лягушечку

Подобно тому, как вагинальные мышцы смыкаются вокруг фаллоса, гигантские мускулы траханья смыкаются вокруг вашей души, превращая ее в капельку мускусного жира, в кусочек наэлектризованного сала, скворчащий на скользкой сковороде. Бартолиновы железы бурлят в собственном соку; всякий раз, когда над ними нависает мошонка, белый пони поднимается на дыбы. Пусть стучат суставы! Пусть хрустят хрящи! Пусть сочится слюна! Пусть…

О боже! Ну что еще?!

Даймонд снова выдает фаталистическую улыбку, и в ритмичных движениях наступает перебой. «Что случилось, милый? – хотите вы спросить. – Пожалуйста, не останавливайся! Не останавливайся никогда…»

Однако слова застывают на онемевших губах: за спиной любовника, заглядывая ему через плечо, нависает фигура, сбившая божественный ритм и прогнавшая белого пони с горной вершины в заросли бузины.

Это же Ураган, во имя всех святых! Дурацкий Ураган, здоровенный индеец. Стоит в дверях туалета – невозмутимо, неподвижно и отрешенно, словно и не догадываясь о своей только что сыгранной роковой роли; стоит живым воплощением самого непростительного, после смерти и телефонной бюрократии, вторжения в гармонию человеческого космоса. Коитус интерраптус. Кровь катит к вашим щекам со скоростью кегельбанного шара – вы буквально слышите ее грохот, – а Ураган тихим спокойным голосом, идущим из сокровенных глубин, произносит:

– Прости, Ларри, но ты просил сказать, когда начнут показывать японского доктора.

10:05

Ураган выходит, Даймонд остается внутри, однако вы чувствуете, как он ужимается.

– Неудачный момент.

– Угу.

– Успех зависит от выбора момента, особенно в любви.

– И на бирже.

– Совершенно верно. Бывают удачные моменты, а бывают неудачные. Сейчас был неудачный.

– Угу.

– М-да… Несвоевременно.

– Угу.

Он продолжает увядать.

– У нас еще будут возможности.

Непонятно, вопрос это или утверждение. Вы говорите:

– Надо вставать, а то он вернется…

– Нет, Ураган ушел к себе в вигвам. И тем не менее…

Он быстрым движением поднимает бедра, нежно целует вас в губы. А затем пятится на четвереньках и целует прямо в «нулевую зону» – уже много крепче. И облизывается, как Будда на пикнике.

Вы поспешно поднимаетесь, внезапно почувствовав себя обнаженной и беззащитной.

– Ну, раз уж мы встали… – говорит он.

– То что?

– Предлагаю посмотреть доктора Ямагучи.

– Я… в общем… – Вы отыскиваете в куче листьев свои трусики – рваные, мокрые, похожие на то, что осталось бы от Красной Шапочки, если бы не пришли дровосеки. – Мне надо освежиться.

Даймонд забирает у вас трусики, подносит к лицу и глубоко вдыхает.

– М-м-м… Такие свежие персики бывают только на ветке.

Вы готовы возмутиться, но долетевший запах – нет, не погибших трусов, а разбросанных вокруг целебных листьев, – напоминает о болезни Даймонда, о надеждах, которые он возлагает на этого клоуна Ямагучи, и вы не протестуете, когда, натянув джинсы, он берет вас за руку и уводит из туалета. Вы оглядываетесь с хмурой улыбкой; заблудившийся разум пытается осознать: неужели здесь, на полу, за пределами офиса «Познер, Лампард, Мак-Эвой и Джейкобсен», только что разыгрался самый захватывающий эпизод вашей жизни?

10:06

Квартира Урагана, спрятавшаяся за незаметной дверью на правой стене вестибюля, обставлена мебелью в духе первых переселенцев; индеец из племени команчей, наверное, воспринимает ее как староамериканскую. Вам она кажется просто пошлой, хотя и классом выше, чем уцененное старье Кью-Джо. Гостиная размерами не уступает даймондовской. Вся мебель сдвинута к дальней стене – собирать пыль и вибрировать в унисон с падающими кеглями. У восточной стены стоит громоздкий древний телевизор, а напротив, в центре комнаты (зрение Урагана, похоже, получше вашего), – расположилась софа жесткого вида, обтянутая пошленьким набивным ситцем. У западной стены, рядом с софой, виднеется деревянное колониальное кресло-качалка – явная репродукция, сидеть на которой, должно быть, пренеудобно. В нем и сидит Ураган, однако вопреки названию кресла не раскачивается, а сохраняет каменную, пугающую неподвижность. Он неотрывно смотрит в стену. Точнее, на маленькую картину, висящую на стене. Судя по всему, это и есть знаменитый Ван Гог. Вам, естественно, хочется разглядеть шедевр поближе, но Даймонд увлекает вас прямиком к софе и понуждает присесть.

– А разве у тебя нет телевизора? – шепчете вы в ухо, украшенное серьгой.

– Выкинул его на помойку, когда вернулся из Тимбукту.

С этими словами он вперивается в телевизор – с тем же вниманием, что его сосед уделяет Ван Гогу, – а его рука вползает вам под юбку и стискивает липкое голое бедро. Вы морщитесь, однако не протестуете. «Наверное, это падение рынка виновато, – говорите вы себе, – что я последний стыд потеряла».

10:07