– Рауль… Садись, – тяжело вздохнула проуа Патс где-то далеко, на фоне. – Не мучай ни себя, ни нас… Дети, записываем. Внешние факторы… Ф-А-К-Т-О-Р-Ы, влияющие на личный выбор… И формирование индивидуальности.
Первые три страницы были посвящены подробному описанию некоего ритуала, который назывался «ристипуу». Автор записей владел очень мелким и невнятным почерком, да и записывал все свои мысли так давно, что половина из них вот-вот норовила сойти с бумаги и стать единым чернильным пятном.
Читать было очень трудно, но Элли старалась, то и дело продолжая откидывать за спину мокрые пряди, чтобы не испортить записи еще сильнее.
Так много сложных слов, и все рядом! Девочка почесала подбородок, оглядела записывающих за учительницей одноклассников и вытянула руку наверх.
– Эльга?.. – проуа Патс удивленно посмотрела на девочку и выдержала паузу. Наверняка вспоминала, когда та последний раз стремилась ответить на уроке. – Что ты хочешь?
Элли подскочила со стула и мокрый подол платья облепил ее со всех сторон, смешно скомкавшись. Эйнике тихо прыснула, а Ева и Мальве с задержкой ровно в одну секунду повторили за ней.
– Я хочу узнать значение некоторых слов, – кивнула Элли сама себе. – Вы сможете мне, пожалуйста, помочь?
– Конечно… – учительница пожала плечами. – Какие слова тебе непонятны?
– Недавно почивший, – зачитала девочка из книги. – Но это первое, есть еще два.
В классе повисла тишина. Проуа Патс поправила свои круглые очки и снова закашлялась.
– Это какая-то шутка, Эльга?.. Кх-кх… Если ты хочешь привлечь к себе внимание, это очень плохой способ… Потому как…
– Она просто хотела пригласить всех на похороны Лембита, – скорчив фальшиво-жалостливую мину, перебила учительницу Эйнике Ратас. – Правда же, Элли?
Сердце Элли ухнуло вниз. Нет, нет, нет… Только не это! Откуда они знают?.. Почему узнали так быстро?.. Неужели снова от своих мам?..
– Эльга, я… – проуа Патс нахмурилась. – Приношу свои соболезнования. Когда это произошло?
– Ничего не произошло, проуа. – Казалось, что пройдет еще мгновение и Эйнике пустит актерскую слезу. – Просто гроб будет пустым. Никто так и не узнал, где и как Лемми умер… Такой кошмар!
– Кошмар… – будто тень, повторила учительница за Эйнике.
Эмоции Элли лихорадочно сменяли одна другую. Руки снова непроизвольно сжались в кулаки.
– Это не про Лембита, – выдавила девочка сквозь зубы.
– Нет-нет… – все еще слегка ошарашенно, но уверенно произнесла учительница. – Ты применила слово верно… «Недавно почивший» подходит к человеку, который недавно умер. Но в следующий раз, прошу тебя… Не во время урока…
Перед глазами Элли щелкнула черная вспышка.
Ей показалось, что в одном из трех окон, что находились по левую сторону классной комнаты, мелькнуло теперь уже знакомое ухмыляющееся лицо.
– ЭТО НЕ ПРО ЛЕМБИТА! – проорала девочка так, что рядом сидящие заткнули уши.
– Эльга! – повысила голос проуа Патс.
Но Элли не видела никого и ничего больше – она уставилась на сдавленно хихикающую в ладонь Эйнике. Внезапная сила сделала руки Эльги большими и сильными, а ноги настолько быстрыми, что уже через мгновение она оказалась рядом с одноклассницей и тянулась к ее волосам.
– Эльга! – повторила проуа Патс и поспешила разнять сцепившихся девочек.
Еще никогда Элли не нападала первой. Она защищала себя, защищала брата и даже некоторых ребят из начальной школы, если заставала их в беде. Но теперь, когда Эйнике так легко и насмешливо использовала страшное слово на букву «у» в адрес Лембита, она должна была получить по заслугам. И пусть ее исключат после этого, и пусть запрут дома, и пусть…
Девочка услышала приглушенный смех.
Прямо за окном стоял Ткач и надрывался от хохота, наблюдая за происходящим.
Тик-так, тик-так, тик так.
Часы в кабинете директрисы Мяги ходили медленнее нужного.
– Твоя мама не отвечает на звонки, Эльга, – вздохнула тощая как жердь проуа Мяги, смотря на сопровождающую Элли проуа Патс. – Но херра и проуа Ратас точно захотят объяснений. И как можно скорее.
– Мама не берет трубки из-за полиции, – бесцветно отозвалась девочка. – Вы не дозвонитесь.
– Если мне будет нужно, Эльга, я дозвонюсь, – угрожающе подчеркнула директриса.
Элли была почти рада получить наказание. Все это избавляло ее от приклеившейся, как осенний мокрый лист к подошве туфли, невидимости. «Наконец-то, я существую, – думала Элли. – Наконец-то, они вспомнили, что я есть».