И вдруг из-за закрытой двери раздался нечеловеческий вопль, и почти сразу – выстрел. Прежде чем затихло эхо выстрела, дверь с красным витражом отлетела в сторону и в комнату шагнул хозяин дома. Один рукав его халата был наполовину оторван и свешивался с плеча, в руке его дымился пистолет. Казалось, его всего трясло, но не только от страха – мужчина хохотал, словно обезумев.
– Слава белой магии! – вскричал он. – Слава серебряной пуле! На этот раз исчадие ада ошиблось в расчетах, братья наконец отомщены!
Он рухнул на стул, пистолет выскользнул из его руки и упал на ковер. Отец Браун бросился к застекленной двери и выбежал в коридор. Он схватился за ручку двери в спальню, собираясь войти, но вдруг на секунду замер, точно рассматривая что-то, а потом побежал дальше, к двери на улицу, и распахнул ее.
На снегу, совсем недавно таком чистом, чернело большое пятно. С первого взгляда могло показаться, что это гигантская летучая мышь, но еще одного взгляда хватило, чтобы понять, что это все-таки лежащий ничком человек. Голова его была скрыта под черной широкополой шляпой, придававшей фигуре какой-то латиноамериканский вид. Два широких рукава очень просторного плаща, которые, возможно, случайно раскинулись полностью, на всю ширину, напоминали черные крылья. Обе руки были скрыты, хотя отцу Брауну показалось, что положение одной из них он мог определить. Рядом с ней, почти под рукавом, он заметил и блеск какого-то металлического оружия. Впрочем, вся эта фигура чем-то странно напоминала упрощенное геральдическое изображение черного орла на белом поле. Когда отец Браун приблизился к лежащему, обошел его кругом и приподнял шляпу, он действительно увидел лицо, как описал его хозяин дома, ухоженное и умное. Даже надменное и суровое. Лицо Джона Стрейка.
– Разрази меня гром, – тихонько произнес отец Браун. – И в самом деле, похоже на гигантского вампира, рухнувшего, как подстреленная птица.
– Как по-другому он мог сюда попасть? – раздался голос со стороны двери, и священник, подняв глаза, увидел стоящего в дверном проеме Эйлмера.
– Может, он просто подошел? – уклончиво предположил отец Браун.
Эйлмер поднял руку и широким жестом обвел белую ширь.
– Посмотрите на снег, – произнес он глухим, дрожащим от волнения голосом. – Разве вы не видите, что он незапятнан? Он чист, как белая магия, как вы сами сказали. Лишь одно грязное черное пятно на мили вокруг. Никаких следов, кроме нескольких моих и ваших отпечатков. Никто не подходил к дому ниоткуда.
Потом он пытливо посмотрел на маленького священника и добавил:
– Я скажу вам еще кое-что. Этот плащ помогал ему летать, но мешал ходить. Он слишком длинный, а Стрейк был не очень высоким человеком, поэтому он бы тянулся за ним, как королевская мантия. Если хотите, растяните его. Вы увидите.
– Что между вами произошло? – строгим голосом спросил отец Браун.
– Все случилось слишком быстро, чтобы описать, – ответил Эйлмер. – Я вышел за дверь и уже повернулся, чтобы зайти обратно, как вдруг вокруг меня закружил ветер, будто я попал в самую середину вихря. Каким-то образом мне удалось вывернуться, и я наугад выстрелил. А потом я увидел то, что сейчас видите вы. Только в душе я не сомневаюсь, что вы бы этого не увидели, если бы мой пистолет не был заряжен серебром. Здесь на снегу лежала бы совсем другая фигура.
– К слову, – вставил отец Браун, – оставим тело здесь на снегу? Или хотите перенести его к себе в комнату? Я полагаю, в коридоре дверь в вашу спальню?
– Нет-нет! – тут же воскликнул Эйлмер. – Нужно оставить его здесь, пока полиция не осмотрит тело. К тому же, с меня хватит потрясений на сегодня. Что бы еще ни случилось, я хочу выпить. А потом, если хотят, пусть вешают меня.
Ввалившись в комнату, Эйлмер едва не опрокинул аквариум, потом, поискав по разным буфетам и закоулкам, сумел-таки найти графин с бренди и плюхнулся на стул, стоящий между пальмой и сосудом с рыбами. Он вовсе не производил впечатления методичного человека, впрочем, в ту минуту ему можно было простить возбуждение. Выпив бокал одним жадным глотком, он принялся торопливо и сбивчиво рассказывать, словно был не в силах терпеть тишину.
– Вижу, вы все еще сомневаетесь, – сказал он, – хотя видели все собственными глазами. Поверьте, это было не просто противостояние Стрейка и дома Эйлмеров. К тому же, разве ваша профессия не обязывает вас верить моим словам? Вы ведь должны защищать все то, что эти глупые людишки зовут суевериями. Но, послушайте, неужто вы и впрямь не верите в россказни старых кумушек об амулетах, заговорах и тому подобном? Включая серебряные пули? Что вы на это скажете как католик?
– Я скажу, что я агностик, – улыбнувшись, ответил отец Браун.
– Ерунда! – нетерпеливо воскликнул Эйлмер. – Это ведь ваша профессия – верить всему.
– Нет, кое во что я, разумеется, верю, – примирительным тоном произнес отец Браун, – и поэтому не верю в другое.
Эйлмер подался вперед и впился в него взглядом, наполненным странным внутренним напряжением, как у гипнотизера.