Сообщество разума

Хм. Десять – это почти одиннадцать. А одиннадцать – почти двенадцать. Значит, десять – тоже почти двенадцать. И так далее. Если я продолжу рассуждать таким образом, то десять окажется равным почти ста!

Для взрослого это просто глупая шутка. Но в первые годы жизни такая мысль способна подорвать уверенность в себе и породить ощущение беспомощности. Попробуем выразить ее во «взрослых» терминах. Пусть наш ребенок думает: «Я не вижу ошибки в своих рассуждениях, но все же они ошибочны. Я просто использовал очевидный факт, что если A находится вблизи Б, а Б находится вблизи В, то A должно быть рядом с В. Почему это неправильно? Наверное, с моими мыслями что-то не так». Не важно, можем ли мы это вспомнить или нет, но однажды все мы испытывали затруднение при попытке провести незримую границу между океанами и морями. Каково было впервые задаться вопросом: «Что было раньше, курица или яйцо?» Что было до начала времен; что лежит за краем пространства? А как насчет фраз наподобие «Это утверждение ложно», от которых голова может пойти кругом? Не знаю никого, кто вспоминал бы такие случаи со страхом. Но, как сказал бы Фрейд, этот факт намекает на подавление ощущений неким внутренним цензором.

Если люди получают ментальные увечья от страшных мыслей, почему бы этому не приводить, как в случае с эмоциональными травмами, к фобиям, одержимостям и т. п.? Подозреваю, что так и происходит, просто мы не замечаем этого вследствие «маскировки»: нам эти травмы не кажутся патологическими. Каждый учитель знает (и терпеть не может) детей, которые отвергают некую область знаний, каковую, по их мнению, они не в состоянии освоить: «Я просто не могу этому учиться». Иногда это лишь неосознанный способ избежать стыда и стресса, вызванного социальным осуждением неудач. Но с той же вероятностью такое поведение может быть реакцией на персональный стресс, возникший из-за неспособности усвоить некие идеи. Сегодня мы обычно трактуем эмоциональную некомпетентность как болезнь, подлежащую лечению. Однако интеллектуальная некомпетентность обычно признается нормой, пускай досадной, и объясняется недостатком «таланта», «способностей» или «дара». Соответственно мы говорим: «Этот ребенок не слишком умен», как будто бедность мысли является предначертанным уделом – и не может быть поставлена в вину.

17.11. Интеллектуальные идеи

Будь разум живым и мыслящим существом, он мог бы делать то и это по собственному желанию, однако разум часто бежит знания, которое мыслится достоверным, и неохотно преследует зло. Но все же ничто на свете не происходит в точности так, как мы того желаем. Причиной тому разум, затуманенный нечистыми помыслами и невосприимчивый к мудрости, упорствующий в стремлении мыслить о «себе» и «своем».

Будда

Как мы обращаемся с мыслями, которые приводят к пугающим результатам? Что следует думать о «почти» парадоксах, которые угрожающе намекают, что все предметы, большие и малые, могут быть одного размера? Одна из стратегий заключается в том, чтобы избегать подобных рассуждений, учиться никогда не объединять более двух или трех «близостей». Тогда, возможно, удалось бы обобщить эту стратегию, желая, избавить себя от опасности комбинирования слишком многих умозаключений.

Но что может означать фраза «слишком многих»? На это нет единого ответа. Как и в случае с сообществом «Больше», нужно изучить отдельные проявления во всех важных сферах мышления, выяснить, каковы ограничения каждого типа и стиля рассуждений. Человеческое мышление основано не на универсальной, единообразной «логике», а на бесчисленных процессах, сценариях, стереотипах, критике и цензуре, аналогиях и метафорах. Некоторые из них приобретаются благодаря эволюции и генам, другие мы изучаем благодаря среде, а третьи создаем для себя сами. Но даже в разуме никто не учится в одиночку, поскольку каждый шаг подразумевает обращение к знаниям, усвоенным ранее через язык, через семью и друзей, а также через наши прежние «я». Без того, чтобы один этап развития «наставлял» следующий, такая структура, как разум, не могла бы возникнуть.