Соперник Цезаря

Было бы забавно, если бы легатом у Цезаря был не Квинт Цицерон, а Марк, и я бы спасал, рискуя жизнью, своего злейшего врага. Впрочем, разве не все равно, кто легат — Марк или Квинт? Я спасаю Зосима, Полибия и Луция Ворена. А вместе с ними — целый легион.

Из записок Публия Клодия Пульхра

Декабрь 54 года до н. э

I

В этот раз Полла не сбилась с дороги, и в лагерь Цезаря они успели добраться на другой день до темноты. Факелы зажгли, но лишь для того, чтобы их заметили издалека в начинавших сгущаться зимних сумерках. Лагерь стоял у реки, а чуть далее, за частоколом и деревянными римскими башнями, высились стены Самаробривы, города амбианов, сложенные из камня и древесных стволов.

Все же пришлось подождать, пока солдаты бегали докладывать Цезарю. Ворота наконец отворились, и гонцов впустили внутрь.

Клодия провели к императору. В деревянном претории было не слишком тепло, но возле стола горели сразу три бронзовых светильника. Цезарь просматривал какие-то записи. Без доспехов и палудаментума он выглядел как-то не воинственно. Длинные волосы поредели на висках, так что лоб, и без того большой, казался просто невозможно высоким, расчерченный наподобие буквы «Т» двумя вертикальными и двумя горизонтальными морщинами. Щеки сильно запали — не хватает зубов, предположил Клодий — и к тому же небриты — в знак траура. Скорее всего, небритость и длинные волосы — это траур по Юлии. Хотя странно, что мужчина так долго скорбит…

Цезарь отложил стило и поднялся встречать гостя.

— Далеко же ты забрался. Да и зима выдалась тревожной, — заметил император.

— Это точно, я не скучал в дороге, — признался Клодий.

— Я велел принести еды. Ты один?

— Со мной лишь проводник-галл.

— Вас разместят в палатке моей контубернии.[147]

— Я сожалею о смерти Юлии…

— Разве у нас нет другой темы для разговора?

Слова императора, по меньшей мере, удивили.

Клодий был уверен, что Цезарь, потерявший единственную дочь, испытывает страшную боль, но всеми силами ее скрывает. Хорошо, не будем говорить о Юлии. Сенатор лишь кашлянул и протянул Цезарю запечатанные таблички.

— Что это?

— Мне удалось прорваться сквозь галльские позиции с письмом Квинта Цицерона. Он осажден нервиями в собственном лагере. Почти все его люди ранены. Запасы на исходе. Они едва держатся. Положение отчаянное.

Колон принес миску с горячей похлебкой, и Клодий набросился на еду. Вдруг разболелось горло, и стало трудно глотать. Этого только не хватало — здесь захворать.

Цезарь отложил письмо легата.

— Еще один лагерь… — проговорил император, глядя на огонь светильника и размышляя вслух. — Сейчас же велю готовиться к выступлению. Но добраться быстро не смогу — легионы не укомплектованы, так что двигаться надо с осторожностью. Придется ждать подкреплений.

— А что с лагерем Квинта? — спросил Клодий — горячая похлебка на удивление быстро кончилась. — Ему надо как-то сообщить, что ты идешь на помощь, иначе он подумает, что я не добрался, как и другие, и сдастся. Или солдаты так падут духом, что галлы возьмут лагерь штурмом.

— Да, гонца надо послать. Но кого? Никто не знает дорогу. Без проводника — верная смерть.

— Я знаю дорогу. Мне даже проводник не нужен.

— Ты сильно рискуешь.

— Я же Бешеный, должен рисковать.

— Хорошо. Я дам тебе письмо на греческом. Обернутый вокруг дротика папирус метнешь через стену. Так проще и безопаснее — тебе не нужно будет проникать в лагерь. И возвращайся в Самаробриву. К тому времени я уже выступлю.

Цезарь тут же взял лист папируса и стал писать.

— Ты слышал, что случилось с легионом и пятью когортами новобранцев Титурия Сабина и Котты? — спросил он.

— Да, знаю. Они угодили в ловушку и погибли. Их лагерь был в землях эбуронов. Сами галлы нам сказали об этом.